Бунтарка

Свёрнутая жгутом спортивная верёвка не долетела и упала на маленький магазин внизу. Идти за ней не имеет смысла, на крышу нас не пустят.

Наискосок от нас, этажом ниже, на третьем, мечется на застеклённой лоджии Аня. Бунтарка — так её зовут пацаны из “Зубра”. Её полное имя Анна Станиславовна Кедровая узнаём, когда менты зачитывают постановление на обыск и арест под дверью квартиры, в которой она забаррикадировалась. С утра ломятся в металлическую дверь, звонят и орут угрозы. Вызывают: подкрепление, Анину маму с работы, скорую помощь для одной впечатлительной старушки из соседей, осевшей по стенке от переживаний.

Человек тридцать журналистов и правозащитников возмущённо гудят на каждый удар в дверь. Мама с ключами предсказуемо не едет. Аня с грохотом двигает шкафы ко входу в квартиру. Старушка закинулась корвалолом и прежде, чем уехать, потрясает кулачком и взывает к совести упарившегося в форме краснолицего то ли следователя, то ли участкового. А у него явно читается на упитанном лице, что с удовольствием бы уе…л он и той бабке, и той Ане за весь этот театр, если б не широкая публика, неожиданно собравшаяся посмотреть на его работу.

Бунтарка молодая и крепкая. Всегда в берцах и камуфляжных штанах. Белые майки удачно обтягивают грудь и красивые мышцы. Рюкзак с зелёнкой, фонариком и листовками, бело-красно-белый флаг на плечи. Бегать умеет. Ходит на курсы скалолазания. Демонстративно курит там, где другим ребятам cама же запрещает, потому что сохнет краска на транспарантах к очередной акции. Сама выбирает, кто идёт с ней разбрасывать ночью листовки и рисовать граффити “Луку на муку!” и “Достал!”.

У Ани карие глазищи с густыми ресницами без всякой туши и короткая стрижка-ёжик с несколько несуразной тонкой боевой косицей сзади. Когда другим девчонкам на допросе всей группы гэбэшники обещают изнасилование и те плачут, парням и Ане предпочитают угрожать избиением. Она всегда смеётся над этим, пересказывая.

Что уж там, Лара Крофт не так крута, как наша Бунтарка. Парни вообще смотрят как телята, бери любого. Но Аня ни с кем не мутит. Говорят, ждёт с химии Тасперовича с его отбитыми почками за стихи “Убей в себе президента!”

Наши стоят у дверей с журналистами, звонят: сейчас приедет сварщик из ЖЭСа, будет дверь взламывать. Может тот скажет, что конец рабочего дня и никуда он не поедет уже сегодня?

На кухне около нашего балкона громким слёзным шёпотом мама Юры, пустившего нас в квартиру посмотреть на Аню, уговаривает его.

— Сыночак, пасадзят, пасядзят, за саучасцие пасадят, любеньки! Не лезь, Юрачка, прашу цебя, Юрачка!

Плачет.

Юра Анин одноклассник. Растерян, тоже стоит красный, как тот мент с другой стороны дома, только худой и наш.

Захожу внутрь.

— Простите, как Вас зовут?

— Ольга Васильеуна.

— Ольга Васильевна, пожалуйста, не переживайте! Всё будет хорошо. Юра ни в чём не участвует, его ни к чему не привяжут. Мы сейчас уйдём. Ради бога, не плачьте! Обещаю, всё будет хорошо.

— Дзевачки, я всё панимаю, но Юрачка у меня адзин, с армии прышоу, толька паступиу, выганят жа. Папки нет, дзенег нет…

— Всё будет хорошо, честно-честно!

Звонит Аня:

— Куда вы ушли? У меня есть верёвка, выходите, я кину.

— Юрачка, не пушчу!

Юра успокаивает маму.

Мы с Алесей идём на балкон и с третьего раза ловим конец “лассо”, которое нам бросает Бунтарка.

Fuu­uck! Не верю своим глазам. У меня в руках связанные в одно морскими узлами кусочки бельевой плоской верёвки не больше тридцати сантиметров каждый.

— Аня, ты с ума сошла? Ты же разобьёшься!

— Тяните! Вы только страхуете, я долезу сама! Не сцать!

Держим. Аня действительно перелазит с лоджии, кажется, по голой стене. За что она держится — я вообще понять не могу. Алеся стоит за мной и начинает выть.

Не могу больше тянуть верёвку руками, Аня повисла на ней. Обматываюсь вокруг пояса, тяну телом. Места отступать нет, ложусь на пол балкона. Не вижу Аню.

—  Что там? Где она? Что там?

На кухне возня.

— Не лезь!!

За перекладину балкона вдруг хватается Анина рука. Алеся пищит не затыкаясь. Пытается хватать Бунтарку за руки, но сил не хватает.

— Дзеўкі, не могу подтянуться. Тут жестяной козырёк, я зацепилась.

Я уже упираюсь ногами в порожек кухни, сама не заметила, как практически вползла туда на спине, пытаясь вытянуть

— Она упадёт, она упадёт! — голосит Алеся.

— Мама пусти! Я не могу так!

Юра выскакивает к нам, тянет Аню за пояс штанов. Всё. Рывок — и она на нашем балконе. У всех выпученные глаза. Все дышат, как сумасшедшие. У Ани ободраны руки и живот, по майке начинает расходиться рыжее пятно. Она не замечает. C третьего этажа несётся едкий звук болгарки.

Нас больше не видно с улицы, Ольга Васильевна закрывает руками рот, потом приходит в себя, пытается продезинфицировать Анину рану маленьким полотенцем с водкой.

— Ольга Васильевна, можно попросить у Вас одежду? Мы тут же исчезнем.

Я показываю на вешалку со шляпками и шарфами в прихожей.

Через пять минут Бунтарка выходит из подъезда, и идёт под ручку между мной и Алесей очень медленным шагом мимо ментовских бобиков. Мужики даже не оборачиваются. Нас тут много таких сегодня мелькает. Аня в юбке в пол, моём синем длинном свитере на несколько размеров больше её, косичка спрятана под рукодельной ажурной шапочкой Ольги Васильевны.

Когда мы сядем в машину за углом дома, нам позвонят и скажут, что дверь вскрыли, растолкали шкафы и теперь матерятся, никого не находя. Мы истерически смеёмся всю дорогу так, что я даже немного описаюсь.

Алеся выйдет совсем молоденькой замуж за какого-то строителя и уедет с ним в Россию в тот же год. Он будет бухать и бить её.

Бунтарка отсидится у кого-то на даче, потом поедет учиться в Литву. После учёбы с хорошим парнем, но не с Тасперовичем, переедет в США и купит собаку породы самоед.

Я увижу, что у меня на спине синие полосы от верёвки только через несколько дней случайно в зеркале. Убежать из квартиры, когда с обыском придут уже ко мне, я не смогу, хоть и живу на первом этаже. На этот раз злые менты научены и караулят не только у входа, но и у окон. Они придут в 6 утра и будут бить меня на глазах у маленького сына. Потом я уеду в Германию.

Останется один Юра.

26.08.2020