Психолог: Коллективная травма белорусов скажется и на будущем поколении

Об общем состоянии беларусов

— Продолжительное время нестабильности, репрессий и насилия не могут позитивно повлиять на психологическое состояние человека. Здесь я бы говорила и о беларусах, которые продолжают жить в Беларуси и о эмигрировавших.

Я и мои коллеги в Беларуси замечаем, что люди внутри страны стали более закрытыми, у них больше пассивной агрессии и токсичности в межличностной коммуникации.

По-хорошему, агрессия в связи с событиями должна быть направлена на режим Лукашенко, тех, кто работает на этот режим и является источником насилия. Но мы не можем напрямую возвращать эту агрессию, потому что это небезопасно.

Поэтому агрессия начинает направляться либо на самого себя, либо на других. То есть не по адресу. И дальше будет хуже.

Жизнь в Беларуси сейчас я бы приравняла к пребыванию в гетто. Беларусь — не правовое государство, там не работают законы. Все это подрывает базовое доверие к миру, у человека отсутствует чувство безопасности, даже если он находится у себя дома. Конечно, это относится не ко всем — есть сильные, стойкие люди, которые выдерживают это напряжение, но их процент невелик. 

Виолетта также отмечает, что менее осознанным людям, которых все устраивает, так называемым «застабилам», кажется, что в стране будто бы все нормально. Но на коллективном бессознательном уровне даже у них присутствует много страха.

— Беларусь и до событий 2020 года находилась в топе стран Европы и мира по количеству суицидов и потреблению алкоголя. Четвертый год проживания в «гетто» еще больше усугубляет общее психологическое состояние беларусов, — говорит собеседница «Салiдарнасцi». — Увеличивается количество суицидов, молодеет инфаркт, аддикции (зависимости) развиваются. Общее состояние небезопасности как фактор стресса тоже на это влияет.

Если говорить о тех, кто находится вне Беларуси, то их психологическое состояние тоже пошатнулось в связи с событиями 2020 года и последующими репрессиями. Эти люди являются свидетелями насилия внутри Беларуси по отношению к своим родственникам, друзьям, знакомым или просто соотечественникам.

По словам психолога, в течение последних десяти лет среди беларусов ежегодно отмечается повышение спроса на консультации у психологов и психотерапевтов. Люди понимают, что обращаться за психологической помощью — это хорошо и не стыдно.

— А с какими запросами беларусы приходят в терапию в последнее время?

— Запросы остаются прежними: чаще всего это проблемы в отношениях между партнерами, родителями и детьми. Молодые люди задаются вопросом, кем хотят стать, когда вырастут.

В последнее время все чаще наблюдается невозможность строить планы на будущее. У людей повышается уровень тревожности за свое настоящее и будущее, из-за чего могут учащаться панические атаки.

Тут стоит отметить, что для беларусов в эмиграции становится важным, чтобы их психолог также находился не в Беларуси, чтобы у них совпадали политические взгляды. Учитывая, что в этом году в Беларуси было «дело психологов», остро стоит вопрос конфиденциальности.

«У людей нет другого выбора, кроме как отправиться во внутреннюю эмиграцию»

— Внутренняя эмиграция сегодня присутствует у тех, кто живет в Беларуси?

— Они делятся своей грустью о том, что из страны уезжает все больше знакомых. У них остается все меньше людей, с которыми можно чем-то поделиться, порефлексировать, обсудить, что происходит. Конечно, у людей нет другого выбора, кроме как отправиться во внутреннюю эмиграцию.

— Внутренняя эмиграция — это хорошо или есть последствия?

— «Здесь и сейчас» — это тот способ адаптации к ситуации, которая сложилась, чтобы сохранить психику, не сойти с ума, не совершить суицид. То, что помогает нам выжить — это хорошо. Последствия у этого могут быть разные, но человек точно становится более закрытым, ибо быть открытым небезопасно.

По возможности, людям в Беларуси нужно находить безопасные места для поддержки в настоящем. Это может быть терапия, творчество, спорт и другое.

«Родная страна — это как родительская семья»

— Есть ли психологические различия между теми, кто живет в Беларуси, и теми, кто уехал? В чем они проявляются?

— Безусловно, различия есть. Об этом не хочется говорить, но это факт. Можно объяснить это метафорично: родная страна — это как родительская семья. Когда человек эмигрирует, ему приходится покидать отчий дом, свою детскую комнату, квартиру, и идти в большой мир к чужим людям, начинать проявлять себя во взрослой активной позиции, чтобы просто выжить.

Из-за тоталитарного режима в Беларуси, репрессий и насилия со стороны государства — это такая семья, где есть родитель-тиран, который бьет, наказывает, наносит увечья. Некоторые не выдерживают и решают уйти из этой семьи, некоторые — адаптируются, формируется синдром выученной беспомощности: мол, да, небезопасно, но там, за пределами дома — чужой мир и чужие люди.

— Для людей в Беларуси основная психологическая проблема, — продолжает Виолетта, — жизнь в страхе. У них либо нет выбора, либо оставаться в стране и есть их осознанный выбор, что является большим вызовом, достойным уважения. И они справляются с тем, чтобы не сойти с ума, не уйти в полную тревожность за завтрашний день — это также требует смелости и внутренней стабильности.

Для тех, кто эмигрировал — это жизнь с нуля. У них нет своей детской комнаты или собственной квартиры — всего того, где человек сформировался. Теперь ему приходится начинать все сначала.

И это тоже большой вызов, кто-то с ним справляется, кто-то — нет. В большинстве случаев инстинкт выживания дает ресурсы для адаптации в другой стране. Но это тоже имеет свои сложности и проблемы.

О злости

— В начале разговора вы сказали, что у беларусов стало больше пассивной агрессии и токсичности. А что со злостью: одни говорят, что злиться надо, другие — что сейчас и так много негатива и злостью делу не поможешь?

— Вообще злиться — это нормально. Просто злость надо экологично выражать.

Когда мы злимся, у нас активируется тело, становится более громкий голос, мы чувствуем прилив на физическом уровне. Важно его сублимировать, перенаправить.

Например, неосознанный человек просто накричит на партнера, ребенка, будет злым и колким. Человек, который стремится к осознанности и ментальной стабильности — в моменте задаст себе вопрос: «Что я могу с этим сделать?»

Самое простые способы экологично выразить злость — заняться уборкой, спортом, прогуляться, выразить свой протест через рисунок или другое творчество.

Например, человек злится на Путина и российских военных. Как вариант, он может сделать донат в пользу украинских военных или организовать для этого пиар-кампанию (только если находится не на территории СНГ).

Но я бы также добавляла физическую разгрузку. Очень хорошо, кстати, будет помогать секс — приятные эмоции и выход напряжения через физиологическую разрядку.

«Эмиграция — это вызов и дополнительная нагрузка на отношения»

— Кажется, что в эмиграции все чаще расстаются даже, казалось бы, очень крепкие пары. Есть ли у этого объяснение или такой вовсе закономерности нет?

— Люди в принципе расходятся. Есть нормативные семейные кризисы — это 3–5, 7–9, 15 лет. Одни эти кризисы преодолевают, другие — нет. Люди могут быть в отношениях и 20 лет, а потом разойтись, потому что устали друг от друга.

Однако эмиграция — это, безусловно, вызов и дополнительная нагрузка на отношения. Есть несколько факторов, которые могут способствовать расставанию в эмиграции. Первый — отсутствие опыта проживания совместных кризисов.

Это обычно касается молодых пар, которые до эмиграции не сталкивались с внешними, внутренними, бытовыми кризисами. Поэтому, впервые с ними столкнувшись в эмиграции, принимают решение расстаться.

Второй фактор связан с тем, что у некоторых людей в эмиграции психика регрессирует до детского уровня. Если один человек чувствует себя маленьким, он будет нагружать своего партнера, ждать, что тот будет взрослым, навешивать завышенные ожидания и требования по удовлетворению своих собственных потребностей.

Партнер в понимании этого человека должен быть более поддерживающим, справляющимся, успешным.

Однако у второго человека психика также может регрессировать. Тогда люди разочаровываются друг в друге, потому что партнер не удовлетворяет их новые потребности и не является контейнером для переживаний.

Третий фактор может быть не только в эмиграции, но во время ее чувствуется наиболее остро. Он связан с тем, что кто-то из партнеров в эмиграции активно адаптируется и развивается, а второй человек топчется на месте. Это вызывает напряжение в паре, развивается пропасть в интересах и ценностях.

И последнее — в эмиграции у людей могут проявляться новые или меняться старые черты характера, поведения. На это может влиять новая страна, стресс. В таком случае один из партнеров понимает, что другой уже не тот человек, которого он когда-то полюбил.

Об оптимизме и пессимизме

— В ситуации, в которой оказались беларусы, что лучше — мыслить позитивно или пессимистично?

— Здесь много факторов: все зависит от характера человека, его особенностей, травм, типа личности, а также от контекста и условий, в которых находятся люди. Например, у тех, кто находится в заключении, живет в Беларуси и за ее пределами будут совершенно разные контексты.

Когда Виктор Франкл (австрийский психолог и психиатр — С.) был в концлагере, чтобы не сойти с ума и не впасть в апатию, он представлял, что переживет это и будет об этом рассказывать. Он наблюдал, что процент выживаемости узников, которые впадали в пессимизм, был ниже, чем у оптимистов.

А вот в эмиграции должен быть баланс оптимизма и пессимизма. Оптимизм важен, чтобы ставить себе цели: сейчас сложно, но я это переживу, справлюсь, верну свой профессиональный, социальный и экономический статус.

Пессимизм же может быть хорош тем, что человек в краткосрочном периоде не будет ставить себе завышенные ожидания, что в течение года его жизнь станет лучше.

Важно думать оптимистично про свою жизнь глобально. При этом может быть ежедневный пессимизм в том, чтобы не ожидать чуда и не думать, что мир должен что-то предоставить — это то сочетание, которое помогает многим мигрантам достигать успеха.

«Коллективная травма у беларусов уже сформировалась»

— Как вы видите будущее психологического здоровья беларусов?

— Режим Лукашенко уже является трансгенерационной, исторической травмой. Трансгенерационной, поскольку он уже затронул как минимум два поколения его власти, а исторической, потому что это уже продолжительное время относится ко всем гражданам Беларуси.

Коллективная травма у беларусов уже сформировалась. И это повлияет на будущие поколения, передастся как генерационная травма. Когда я говорю об этом, я ссылаюсь на исследование, которое проводилось с выжившими участниками Холокоста, а также их детьми и внуками.

Ученые заметили, что дети и внуки, переживших Холокост, более склонны к депрессии, повышенной тревожности, развитию ПТСР. Возможно, потому что их воспитывают более травмированные люди.

Еще одно исследование говорит о том, что стресс, который пережили люди, в первом поколении как-то отпечатывается в конкретном ДНК и влияет на экспрессию гена, который участвует в формировании реакции на стресс.

— Как тогда помочь себе сейчас и на долгосрочную перспективу?

— Во-первых, ходить на личную, групповую терапию, психотерапевтические мероприятия, проекты, делиться своими чувствами, переживаниями с теми, кто более стабилен. Не нужно нагружать своими переживаниями человека, который еще больше запуган.

Не обязательно выговариваться психологу. Это может быть кто-то старше по возрасту, единомышленник, друг. Хотя сейчас люди внутри Беларуси стали опасаться доносов. Тем не менее, необходимо искать безопасные способы.

Это же касается и тех, кто живет не в Беларуси — надо обращаться к различным видам терапии: йога, спортивные мероприятия, групповое взаимодействие или, наоборот, уединение.

— Мы вообще сможем оправиться от этой травмы?

— В будущем нас ждет «делукашизация». И нам будут необходимы различные виды терапии, о которых я уже говорила.

Я бы рекомендовала не останавливаться на одном виде и специалисте. Это не про то, что надо будет походить к психологу несколько месяцев или год. Однако это в случае, если вы или ваши близкие чувствуете, что вам нужна помощь. Не всем это потребуется, но всем будем полезно.

Год-два можно походить на интенсивную терапию, а потом посещать мероприятия, тренинги, ретриты, чтобы выгружать и прорабатывать весь этот опыт.

Также нам нужно будет приобретать новый позитивный опыт. Терапия — это не только деятельность по обработке боли и переживаний, но и про то, что в жизни есть хорошее.

Кто-то сможет оправиться окончательно, кто-то научится с этим как-то более счастливо жить. Опыт, который мы уже приобрели, не изменить. И он будет с нами всю жизнь. Научиться в будущем жить по-новому при желании и ресурсах — вполне реально.

Читайте еще:

«У Дэпартаменце міграцыі нас пазнавалі з парога — мы сталі заўсёднікамі». Уласны досвед атрымання ВНЖ у Літве

Крызіс даверу ці крызіс аўдыторыі? Гарачая спрэчка наконт «паразы ў інфармацыйнай вайне»

Шрайбман: Повестки выехавших и оставшихся белорусов сильно различаются