Денис Дудинский: «Самое главное, что я не стал мерзавцем и подонком, не предал самого себя»

Когда-то Денис Дудинский поднимал настроение беларусам с экранов государственного ТВ. Сегодня он делает это вместе с любимой женой Катериной Раецкой из Варшавы — в утреннем шоу «Раніца з Белсатам». Между этими двумя мирами — эмиграция, война, репортажи с передовой и новая европейская жизнь без границ.

Денис Дудинский. Фото: из личного архива героя

«Это было хобби, а не источник дохода»

— Денис, когда я тебя вижу, создается такое ощущение, что в тебе есть такая доля нарциссизма. Ты кайфовал от себя, от того, что ты в Беларуси был очень известным лицом телевидения?

— Нет, это была просто работа. От меня могли кайфовать другие. Я просто делал, что мне говорили — пришёл, сел, провёл эфир, ушёл. Мне нравилось быть в кадре, говорить, общаться со сцены. Вот от этого я кайфовал и кайфую. Но кайфовать от себя — нет.

Каждый человек в себе несет багаж не только какой-то радости, веселья и красоты, но еще какого-то, скажем так, дерьмица. И когда ты остаешься один на один с собой, чаще всего именно вот это дерьмицо выходит на первый план. Ты же сам себя знаешь лучше, чем кто бы то ни было. И когда мне говорят, какой я классный, меня это смущает.

— После такой успешной карьеры на БТ, насколько сложно было начинать новую жизнь в Польше?

— У меня не было никакой карьеры. Это было хобби, а не источник дохода. А переезд в Польшу дал больше свободы. Я знаю языки (помимо белорусского и русского говорю на английском, итальянском и испанском), работаю с иностранными клиентами. Стало проще выезжать, летать, меня легче приглашать на работу. Здесь всё быстрее и проще. И воспринимают уже не как беларуса, а как европейца.

Денис Дудинский. Фото: из личного архива героя

— А если взять непосредственно тебя как ведущего, телевидение в целом, то какие основные различия между беларусским и польским телевидением?

— Какие-то технические моменты может быть, и то это не то, чтобы разница в лучшую или худшую сторону, там просто разница, она по горизонтали. Всё решает формат. Ты не можешь в прогнозе погоды рассказывать о том, как правильно купить машину. Утреннее шоу — это не место для новостей о войне. Это одинаково и здесь, в Польше, и там, в Беларуси.

— А аудитория у тебя сильно изменилась? Под нее пришлось подстраиваться?

— Если меня позвали вести утреннюю программу, значит большие начальники все взвесили и отдают себе отчет, что на эту программу они позвали именно меня. Жираф большой ему видней. Если мне скажут: «Денис нужно подстричься, перекраситься, надеть костюм с галстуком и быть серьёзным и перестать там какие-нибудь свои дебильные шуточки отпускать», я отвечу: «Ребят, вы ошиблись, вы не того человека позвали, я не подхожу, простите». Но, поскольку я уже несколько месяцев работаю на «Белсате», значит, людям это подходит.

«Приехал, забрал вещи и всё!»

— До 20-го года ведущие на БТ считались своего рода символами стабильности. Стабильно одни и те же, стабильно рассказывают, как у нас всё стабильно хорошо. А помнишь момент, когда ты понял, что вся эта стабильность — это иллюзия, и что твой привычный мир рухнул, он уже никогда не будет прежним.

— Да и чёрт с ним. Я не очень-то по этому миру и переживаю. Я живу в Европе, а это гораздо больше возможностей. Я с некоторой жалостью и печалью взираю на своих коллег, которые там остаются и, где-то в глубине души, разговаривая с ними, я говорю: «Ребята, столько всего хорошего вы упускаете, оставаясь там».

Самое главное, что я не стал мерзавцем, подонком. Я не предал самого себя. В двадцатом году я делал то, что считал нужным, то, что я хотел, и то, что я мог. Я горжусь собой и рад, что оно все так сложилось.

Денис Дудинский. Фото: из личного архива героя

— Каким одним словом или эмоцией ты бы описал нынешнее беларусское телевидение?

— Пропаганда. Вся пропаганда делится на белую, серую и черную. И черная пропаганда тоже достаточно разумна и достаточно влиятельна. Но в Беларуси это даже не пропаганда, это какая-то клоунада, карикатура на карикатуру, фиглярство, шапито бездарнейшее. То есть гадость гадостью. Дерьмом закидывать можно тоже элегантно, оттопырив пальчик, одевшись в жабо, накинув пеньюар. А то, что сейчас происходит, — это лопатой из коровника навоз раскидывают.

— А ты помнишь свой последний эфир на БТ?

— Это была рутина. После эфира я написал пост в поддержку Symbal.by, потом ещё пост, пару интервью… И в какой-то момент мне позвонили, сказали: «Денис, ты понимаешь, что не вернешься на телек?». Я говорю: «Ребят, это ваши проблемы — не мои. От того, что я не вернусь, я ничего не потеряю. Потеряете вы от того, что такой хороший ведущий, как Денис Дудинский, не будет у вас работать». Приехал, забрал вещи и всё!

«Ты не можешь отбежать в угол, расплакаться и сказать: всё, я больше не хочу это видеть»

— С началом войны в Украине ты работал военным репортёром. И это очень кардинально отличается от привычных тебе утренних эфиров на телевидении. Каково это было, сменить тихую студию и костюм на бронежилет, взрывы, сирены?

— Ты понимаешь, что это совершенно другой мир, совершенно другой ритм и работа. Тут необходимо отключить эмоции.

Ты не можешь отбежать в угол, расплакаться и сказать: всё, всё, всё, я больше не хочу это видеть, это слышать. Ты подписал контракт и ты работаешь.

Денис Дудинский. Фото: из личного архива героя

Мне повезло, что со мной был оператор Саша Борозенко, который уже до этого побывал в горячих точках. Это человек, который, особенно в первое время, максимально меня направлял и говорил, что надо делать, а что не надо. Он учил меня: «Ты сейчас репортёр, и твоя главная задача, отключив эмоции, доносить исключительно факты. А вот если ты хочешь эмоции — тогда тебе в Tik­Tok. Здесь ты официальное лицо, ты репортёр.

— А что ты чувствовал, стоя рядом с разрушенными домами, трупами, под вой сирен? Тебе было страшно?

— Ты боишься не за себя , а за этот мир. Это нельзя понять и прочувствовать, читая об этом. Это нужно ощутить: вибрации, низкие вибрации от взрывов — всем телом. Ты взрыв не столько ушами воспринимаешь, сколько печенью, лёгкими, сердцем. Когда этот гул внутри, ты чувствуешь носом запах гари, слышишь ушами крики раненых людей или плач матери, ребёнка которой только что завалило или просто разорвало в клочья. И человек не может быть к этому готов, сколько бы ты себя не готовил.

— Были моменты, когда ты не мог сдержать слёз?

— Ты нормальный человек и не можешь не обронить слезу, когда видишь перед собой человека, который стоит у разрушенного дома, где погибла вся его семья.  Его родители, жена и две дочки. У него в этой жизни больше ничего нет. Сам он остался жив лишь потому, что просто вышел на пробежку в это время.

— Тебе не было стыдно за то, что ты беларус, что с нашей территории зашли войска в Украину, и чувствуешь ли ты какую-то долю ответственности?

— Нет. На то время я жил в Украине почти год. И к началу войны я записал видео: «Не смейте сюда соваться!» — обращаясь к беларусским солдатам. Я не ассоциирую себя с режимом.

Денис Дудинский. Фото: из личного архива героя

— После всего пережитого что изменилось внутри тебя?

— Отношение к жизни. Я не представляю, что у меня сейчас может произойти такого, из-за чего бы я переживал или расстраивался. Я вышел на какой-то просто буддистский уровень спокойствия. Мое отношение к жизни теперь такое: «Спасибо тебе жизнь за то, что со мной произошло и происходит».

— Почему ты перестал ездить в Украину?

— Потому что война стала рутиной. Ничего нового. Всё уже показывают различные каналы, дроны, солдаты. Присутствие репортёра больше не нужно.

«Для меня Марс — это всё, что касается документов, договоров»

— Ты сейчас работаешь вместе с женой (Екатериной Раецкой — прим. редакции). Совместная работа как-то влияет на ваши отношения?

— Да, но только в хорошую сторону. Мы обсуждаем эфиры, идеи. Людям нравится смотреть на нас — как будто в дверной глазок заглядывают. Это живое. И Катя — большая умничка!

Денис Дудинский и Катерина Раецкая. Фото: из личного архива героя

— А как соблюсти баланс, чтобы не переносить работу домой?

— Мы быстро переключаемся. Можем обсудить что-то в машине и забыть. Работа не тянется хвостом. Хотя работа прекрасная, и я с удовольствием тянул бы её домой.

— В одном из интервью ты упомянул, что миграция — это как переезд на Марс. Какие условные «инопланетные» трудности вы преодолели вместе с женой?

— Когда мы переехали из Украины в Польшу, то переехала, можно сказать, Катя, а я ещё полгода оставался в Украине. И за эти полгода, что Катя обживалась одна, она эту систему поняла.

Я приехал на всё готовенькое. Я бы вообще не справился без неё. Катя занималась всем: документами, легализацией, налогами.

Я бы просто нанял человека, заплатил кучу денег и попросил бы его: сделай. Для меня Марс — это всё, что касается документов, договоров, а здесь же ещё и на польском языке это всё. Это как будто тебе нужно учиться заново дышать, тебе нужно привыкать ходить вот в этом скафандре, есть вот эту космическую еду из тюбиков.

— Я в одном твоем интервью прочитала про дудизм. Расскажи немного, что это такое и можно ли им заразиться?

— Это и есть тот самый идеальный уровень буддизма. Это моя философия. Мы — ничто в масштабе Вселенной. Так зачем страдать из-за мелочей, волноваться, переживать, рвать на себе волосы и кусать локти? Не надо. Идёт оно вот так, ну и пусть себе идёт: вверх, вниз, полоса белая, полоса чёрная.

Денис Дудинский и Катерина Раецкая. Фото: из личного архива героя

— А есть ли какое-нибудь чувство, которое тебе до эмиграции не было знакомо?

— Максимальный баланс. Я не занимаюсь ничем, чтобы мне не нравилось, сколько бы мне денег за это ни сулили, какие бы золотые горы ни обещали. Если я не хочу и мне не интересно — не буду.

— Что бы ты сделал, если бы завтра Беларусь стала свободной?

— Съездил бы, наверное в Беларусь. Только ради людей, которые там остались. Ну и какие-нибудь вещи сложно перевозимые перевез бы сюда.

— Беларусы много пережили с 2020 года. Дай совет тем беларусам, которые действительно иногда в отчаянии, которые сейчас цепляются за новую жизнь.

— Мыслите масштабно, что мы и есть тот самый базис, основание, на котором будет выстраиваться Беларусь. Красивая, свободная Беларусь. Через год ли это будет? Через два? Через десять? Мы же понимаем, что рано или поздно этот момент наступит. Мы маленькие кирпичики: я, ты, он, они —  все мы беларусы. И сейчас за рубежом выстраивается та самая нация. Ну, а так, если вам грустно — грустите. Если вам страшно — бойтесь. Если вам весело — смейтесь. Двадцатый год — он прекрасен, но не надо жить только им. И тогда все будет хорошо.