Язык вражды в средствах массовой информации как международное преступление: позиции международных трибуналов

Приговор в отношении Юлиуса Штрейхера, вынесенный 1 октября 1946 года Нюрнбергским трибуналом, вне всякого сомнения, выступил знаменательным прецедентом, продемонстрировав, как слово может стать губительным оружием — “ядом, проникшим в умы тысячам немцев и побудившим их следовать политике преследования и истребления евреев”.^[1] Уникальность упомянутого дела заключается в том, что Штрейхер — главный редактор антисемитской газеты “Der Stürmer” — был приговорен к смертной казни из-за своей пропагандистской деятельности, признанной Нюрнбергским трибуналом в качестве международного преступления. Итак — впервые за всю историю человечества международный трибунал свершил правосудие в отношении преступления, проистекающего из языка вражды и совершенное “посредством” средства массовой информации.

Разумеется, признание публикаций в газете в качестве международного преступления остро ставит вопрос о свободе средств массовой информации, а “легальная”, с позиции международного  права, возможность уголовного преследования лиц за их высказывания способна породить чудовищные последствия в тех государствах, которые решат ей злоупотребить. С другой стороны — учитывая исключительную способность средств массовой информации манипулировать общественным сознанием, пропагандируя идеологию ненависти и вражды — грамотная криминализация данных деяний на национальном уровне на сегодняшний день представляется необходимостью. Однако для ответа на вопрос о том, каким образом указанные деяния должны быть криминализированы на национальном уровне, следует тщательным образом изучить существующие стандарты признания языка вражды в качестве международного преступления, которые, в свою очередь, были разработаны и отражены в практике международных трибуналов.

НЮРНБЕРГСКИЙ ТРИБУНАЛ: ДЕЛО ШТРЕЙХЕРА И ДЕЛО ФРИЧЕ

Утверждение о том, что первым этапом геноцида выступает подготовка и мобилизация масс с помощью средств пропаганды является не безосновательным применительно к ситуации холокоста в Германии. С помощью публичной риторики ненависти со стороны ведущих представителей нацистской властной иерархии, создания Министерства общественного просвещения и пропаганды, а также ликвидации независимых печатных СМИ в Германии была создана внушительная система пропаганды, непосредственным образом формирующая нетерпимое отношение немцев к евреям.^[2] В свою очередь, в рамках Нюрнбергского процесса прокурорами были предъявлены обвинения, связанные с разжиганием ненависти, двум лицам — упомянутому ранее Юлиусу Штрейхеру, главному редактору антисемитской газеты “Штурмовик”, и Гансу Фриче, начальнику отдела радио Министерства пропаганды. Принимая во внимание тот факт, что в соответствии с приговором Юлиус Штрейхер был казнен, в то время как обвинения с Ганса Фриче были сняты, представляется необходимым проанализировать каждый из упомянутых случаев и проследить логику, которой руководствовался Нюрнбергский трибунал при вынесении своего решения.

Дело Штрейхера: преступление против человечности в виде преследования 

Следует подчеркнуть, что Штрейхеру были предъявлены обвинения международными прокурорами сразу по двум преступлениям: преступления против мира и преступления против человечности. Тем не менее, в контексте преступлений против мира Нюрнбергский трибунал постановил, что отсутствуют доказательства связи Штрейхера с Общим планом или заговором по развязыванию  агрессивной войны, в силу чего указанные обвинения были сняты.

В данном отношении релевантным представляется анализ позиции Трибунала в отношении привлечения Штрейхера к ответственности за осуществление преступлений против человечности. В первую очередь, нельзя не упомянуть определение данного международного преступления, нашедшее свое закрепление в статье 6 (с) Устава Международного военного трибунала в Нюрнберге, в соответствии с которой преступления против человечности представляют собой:

убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет.

В первую очередь, следует обратить внимание на тот факт, что Нюрнбергский Устав ограничил преступления против человечности непосредственной связью с вооруженным конфликтом (“war nexus”). В данном контексте необходимо отметить, что указанное условие относилось именно к юрисдикции самого трибунала, в то время как на сегодняшний день обычное международное право не выдвигает указанного требования в отношении преступлений против человечности. Более того, данная статья также не содержит требования осуществления “широкомасштабного или систематического нападения на гражданское население”, в то время как на сегодняшний день упомянутое условие выступает необходимым контекстуальным элементом для квалификации преступлений против человечности. Однако, принимая во внимание условие связи с вооруженным конфликтом, представляется закономерным отсутствие в Уставе требования о “систематичности” или “широкомасштабности” нападения. Таким образом, при квалификации преступлений, предположительно совершенных Штрейхером, суд провел анализ лишь наличия акта преследования, который попадает под определение статьи 6 (с) Устава.

Исследовав решение Нюрнбергского трибунала по делу Штрейхера, можно заключить, что при квалификации преследования в качестве преступления против человечности Трибунал принял во внимание два основополагающих фактора: наличие в выпусках газеты “Штурмовик” многочисленных призывов к убийству и истреблению евреев (actus reus) и знание Штрейхера об истреблении евреев на оккупированных восточных территориях (mens rea).

В отношении первого фактора следует подчеркнуть, что Нюрнбергский трибунал в своем решении упоминает следующие обстоятельства. Во-первых, Трибунал анализирует публикации Штрейхера в газете “Штурмовик”, которые свидетельствуют о том, что Штрейхер “заразил немецкое сознание вирусом антисемитизма и подстрекал немецкий народ к активным преследованиям евреев”.  В частности, Трибунал цитирует следующие выдержки из статей:

“Еврей — это паразит, враг, злодей, распространитель болезней, который должен быть уничтожен в интересах человечества».

“Еврейские могилы провозгласят, что этот народ убийц и преступников, в конце концов, встретил свою заслуженную судьбу”.

“Карательная экспедиция должна быть направлена против евреев в России. Карательная экспедиция, которая уготовит им ту же участь, что и каждому убийце и преступнику. Смертный приговор и казнь. Евреи в России должны быть убиты. Они должны быть уничтожены с корнем и ветвями”.

“Если опасность размножения этого проклятия Божьего в еврейской крови, наконец, прекратится, тогда есть только один путь — уничтожение того народа, отцом которого является дьявол”.

“Тот, кто делает то, что делает еврей, — негодяй, преступник. И тот, кто повторяет и хочет копировать его, заслуживает той же участи — уничтожения, смерти”. ^[3]

Указанные публикации, в свою очередь, явным образом свидетельствуют не только о крайней степени нетерпимости Штрейхтера по отношению к евреям и их дегуманизации, но и содержат открытые и  недвусмысленные призывы к их полному истреблению.

Во-вторых, Трибунал подчеркивает тот факт, что каждый выпуск газеты “Штурмовик”, который в 1935 году имел тираж в 600 000 экземпляров, включал в себя антисемитские статьи.^[4]  В данном контексте можно предположить, что Трибунал обратил внимание на “публичность” заявлений Штрейхера и масштаб их распространения.

Таким образом, анализ вышеназванных обстоятельств позволил Трибуналу прийти к выводу о том, что в своих публикациях в газете “Штурмовик” Штрейхер неоднократно призывал к убийству и истреблению евреев, что впоследствии было рассмотрено Трибуналом в качестве акта преследования в контексте преступлений против человечности.

Вторым фактором, на котором было сконцентрировано внимание Нюрнбергского трибунала, являлось знание Штрейхера об истреблении евреев на оккупированных восточных территориях. Несмотря на то, что в ходе дачи показаний Штрейхер отрицал свое знание о факте истребления евреев, Трибунал нашел достаточно доказательств того, что Штрейхер “на постоянной основе получал информацию о ходе реализации “окончательного решения”. Во-первых, было принято во внимание то обстоятельство, что его фотокорреспондент посещал восточные гетто весной 1943 года, когда они подвергнуты разрушению. Во-вторых, Штрейхер на постоянной основе получал и читал еврейскую газету “Israelitis­ches Wochen­blatt”, которая сообщала о зверствах в отношении евреев на Востоке и приводила цифры о количестве евреев, которые были депортированы и убиты. Более того, в одной из своих публикаций Штрейхер дословно процитировал статью из указанной газеты, сообщающую о том, что евреи практически исчезли из Европы, и оставил собственный комментарий — “Это не еврейская ложь”. В‑третьих, в 1943 году Штрейхер опубликовал статью, в которой сообщил, что “пророчество Гитлера” сбывается по причине уничтожения мирового еврейства.^[5]

Таким образом, вышеупомянутые доказательства привели Нюрнбергский трибунал к заключению, что Штрейхер продолжал публиковать свои статьи, призывающие к истреблению евреев, зная о том, что истребление евреев действительно происходит.^[6]

На основании анализа вышеизложенных факторов Трибунал приходит к выводу, что действия Штрейхера должны быть квалифицированы в качестве акта преследования по политическим и расовым мотивам, связанным с военными преступлениями, и выступают преступлением против человечности. Таким образом, при вынесении приговора Трибунал признал язык вражды в качестве акта преследования, обратив внимание на тот факт, что публикации Штрейхера не просто являлись дискриминационными по отношению к евреям, а содержали прямые призывы к их геноциду. В данном контексте нельзя не отметить, что Нюрнбергский Устав не включал в юрисдикцию Трибунала преступление геноцида как такового — в частности, призывов к геноциду. Более того, так как статья 6 Устава содержала требование о связи с “военными преступлениями”, представляется неудивительным, что Трибунал обратил внимание на тот факт, что указанные военные преступления (“убийства гражданского населения оккупированной территории”) имели место в тот момент, когда Штрейхер публиковал свои статьи, и Штрейхер, в свою очередь, знал об их существовании.

Таким образом, фактически Нюрнбергский трибунал признал в качестве преступления против человечности публичные призывы Штрейхера к геноциду евреев, рассмотрев их в качестве актов преследования евреев.

Дело Фриче

Еще одним подсудимым Нюрнбергского трибунала, обвинения в отношении которого были связаны с пропагандистской деятельностью, стал Ганс Фриче — радиокомментатор, раз в неделю обсуждающий события дня в своей собственной программе «Говорит Ганс Фриче», а также руководитель отдела внутренней прессы и глава отдела радио в Министерстве пропаганды.^[7]

Так же как и в отношении Штрейхера, прокурором было предъявлено Фриче обвинение в преступлениях против мира. В данном контексте Нюрнбергский трибунал отметил, что “перед каждым значительным актом агрессии проводилась энергичная пропагандистская компания”. Тем не менее, Трибунал подчеркнул, что Фриче не обладал контролем над формулированием указанной пропагандистской политики. Несмотря на тот факт, что во время войн против Богемии и Моравии, Польши, Югославии и Советского союза Фриче, возглавляя отдел внутренней прессы, давал инструкции прессе, он получал указанные инструкции от своего начальства. Более того, в отношении роли Фриче в качестве главы отдела радио, Трибунал также сослался на тот факт, что Фриче осуществлял свою деятельность под контролем Геббельса. Таким образом, Трибунал пришел к заключению, что положение и официальные обязанности Фриче не позволяют сделать вывод о том, что его действия попадают под определение Общего плана разжигания агрессивной войны. В данном контексте можно заключить, что Трибунал признал связь между пропагандой военных действий и преступлениями против мира, однако счел, что участие в реализации указанной пропаганды является недостаточным, в то время как совершением преступления могло бы считаться непосредственное участие в создании пропагандистской политики.^[8] Однако нельзя не подчеркнуть тот факт, что логика Трибунала в данном отношении вступает в определенное противоречие со статьей 8 Устава Нюрнбергского трибунала, в соответствии с которой:

“Тот факт, что подсудимый действовал по распоряжению правительства или приказу начальника, не освобождает его от ответственности, но может рассматриваться как довод для смягчения наказания, если Трибунал признает, что этого требуют интересы правосудия”.

Однако при вынесении решения указанная статья не была принята во внимание Трибуналом, в силу чего с Ганса Фриче были сняты обвинения в отношении преступлений против мира.

Вторым “блоком” преступлений, в отношении которых Гансу Фриче были предъявлены прокурором обвинения, стали “военные преступления и преступления против человечности”, которые Трибунал решил рассмотреть в совокупности. Следует подчеркнуть, что обвинение утверждало, что Фриче “подстрекал и поощрял совершение военных преступлений, намеренно фальсифицируя новости, чтобы пробудить в немецком народе те страсти, которые привели его к совершению преступлений”.

При вынесении решения о снятии с Фриче указанных обвинений, Трибуналом были приняты во внимание следующие факторы. Во-первых, Трибунал подтвердил тот факт, что высказывания Фриче в ходе его радиопрограммы являлись антисемитскими, однако Фриче “не призывал к гонению или истреблению евреев”. Во-вторых, Трибунал на нашел достаточных доказательств того, что Фриче был осведомлен о факте истребления евреев на Востоке. В‑третьих, поднимая вопрос о “ложных” новостях, которые возникали в радиопрограмме Фриче, Трибунал отметил отсутствие доказательств того, что Фриче знал о том, что данные новости являются ложными, так как он получал их от военно-морского флота Германии и “не имел оснований” им не доверять.^[9]

Фактически основным аргументом, который был принят во внимание Трибуналом, является тот факт, что высказывания Фриче не были направлены на “призыв немецкого народа к совершению зверств в отношении евреев”. В данном контексте Трибунал подчеркнул, что “целью” Фриче было “пробудить народные настроения в поддержку Гитлера и немецких военных усилий”, что Трибунал счел недостаточным основанием для привлечения Фриче к ответственности.

Проведя сравнения позиции Нюрнбергского трибунала по делу Штрейхера и делу Фриче можно прийти к заключению, что Трибунал при квалификации преступлений против человечности в виде преследования принял решение следовать двум ключевым факторам: наличию в высказываниях обвиняемого лица призывов к убийству и истреблению евреев и знание обвиняемого лица об истреблении евреев на восточных территориях. Именно руководствуясь указанной логикой, Трибунал пришел к выводу, что Штрейхер виновен в преступлениях против человечности, в то время как Фриче должен быть оправдан. Нельзя не отметить, что, к сожалению, решение Нюрнбергского трибунала не отличается полнотой правового анализа и детальной разработкой правовых стандартов, которые позволяют квалифицировать язык вражды в качестве преступления против человечности. Тем не менее, рассмотрение вышеназванных дел выступило первым значимым шагом, заложившим фундамент для дальнейшего формирования международных стандартов в данном отношении.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ УГОЛОВНЫЙ ТРИБУНАЛ ПО РУАНДЕ: “ДЕЛО СМИ”.

Еще одним “знаменательным” делом, поднимающим вопрос международной уголовной ответственности в контексте средств массовой информации, выступает “Дело СМИ”, рассмотренное Международным уголовным трибуналом по Руанде. В рамках указанного дела обвинения были выдвинуты сразу в отношении трех лиц — Хассана Нгезе — основателя и редактора газеты “Кангура”, Фердинанда Нахиманы и Жана-Боско Бараягвизы — влиятельных членов Руководящего комитета, который основал “Свободное радио и телевидение тысячи холмов” (RTLM). Даже сама Судебная камера МУТР в своем решении по указанному делу подчеркивает его особую значимость в контексте свободы средств массовой информация, отмечая, что:

“В этом деле поднимаются важные принципы, касающиеся роли средств массовой информации, которые не рассматривались на уровне международного уголовного правосудия со времен Нюрнберга. Способность средств массовой информации создавать и разрушать основополагающие человеческие ценности предполагает большую ответственность. Те, кто контролирует такие средства массовой информации, несут ответственность за их последствия”. ^[10]

Следует предварительно подчеркнуть, что в отличие от дела Штрейхера, МУТР рассмотрел и признал вину подсудимых лиц в отношении не только преступлений против человечности, но и преступлений геноцида и прямого и публичного подстрекательства к совершению геноцида. Более того, нельзя не упомянуть тот факт, что данное дело было впоследствии обжаловано в апелляционном порядке, в результате чего некоторые обвинения были полностью сняты, а Апелляционная камера более подробно рассмотрела ряд значимых аспектов, проливающих свет на международные стандарты квалификации языка вражды СМИ в качестве международного преступления. Помимо этого, сравнивая “Дело СМИ” с делами Штрейхера и Фриче, рассмотренными ранее Нюрнбергским трибуналом, можно обнаружить значительную разницу в контексте полноты правового анализа и обоснования, что, вне всякого сомнения, свидетельствует о высокой степени значимости его изучения для лучшего понимания вопросов квалификации рассматриваемых преступлений.

Однако прежде чем обратиться непосредственно к правовой аргументации “Дела СМИ” представляется релевантным обрисовать общий контекст, поясняющий роль газеты “Кангура” и радиостанции RTLM  во времена геноцида в  Руанде. В период с апреля по июнь 1994 года в Руанде была реализована запланированная кампания массовых убийств, в ходе которой было убито более 800 000 гражданских лиц — представителей меньшинства тутси. Следует подчеркнуть, что в геноциде тутси особую роль сыграла именно пропаганда в средствах массовой информации, подстрекавшая представителей народности хуту совершать чудовищные зверства в отношении своих соседей.  Газета “Кангура” и радиостанция “Свободное радио и телевидение тысячи холмов” стали двумя ключевыми СМИ, порождающими ненависть и вражду по отношению к народности тутси.  В частности, в газете “Кангура” еще в 1990 году были опубликованы “Десять заповедей хуту” — пропагандистский документ, разжигающий ненависть в отношении тутси, который впоследствии неоднократно цитировали общественные лидеры по всей Руанде. Радиостанция RTLM, в свою очередь, также сыграла немаловажную роль в разжигании ненависти, так как в ходе ее передач не только многократно озвучивались призывы к “уничтожению врага”, но и указывались персональные данные конкретных лиц — представителей народности  тутси, многие из которых впоследствии подверглись преследованию. Следует подчеркнуть, что при вынесении приговора значительная часть обвинений в отношении Нгезе, Нахиманы и Бараягвизы была непосредственным образом связана с деятельностью упомянутых средств массовой информации.

ГЕНОЦИД

В сравнении с Нюрнбергским трибуналом нельзя не отметить, что Устав Международного уголовного трибунала по Руанде расширил перечень международных преступлений, подпадающих под его юрисдикцию, в частности — статья 2 Устава закрепила полномочия МУТР по судебному преследованию лиц, совершивших геноцид. В соответствии с пунктом 2 Устава под геноцидом понимаются определенные действия (убийство, причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства, умышленное создание условий жизни, которые рассчитаны на полное или частичное уничтожение группы, меры, рассчитанные на предотвращение деторождения и насильственная передача детей), совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую. Более того, в контексте настоящего исследования представляется релевантным обратить внимание на  тот факт, что согласно пункту 3 Устава наказуемым является не только непосредственно геноцид (пункт (a)), но и прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида (пункт (с)). Следует подчеркнуть, что внесение указанных международных преступлений в Устав расширило юрисдикцию МУТР и позволило ему рассмотреть язык вражды, используемый в средствах массовой информации Руанды, в контексте геноцида и подстрекательства к геноциду, а не только преступлений против человечности.

Обращаясь к решению Судебной камеры МУТР по “Делу СМИ”, необходимо подчеркнуть, что при квалификации преступления геноцида в контексте деятельности газеты “Кангура” и радиостанции “RTLM” Судебная камера провела трехступенчатый анализ: определение связи между публикациями и радиотрансляциями указанных СМИ и имевшим место геноцидом, наличие намерения у обвиняемых уничтожить, полностью или частично, этническую группу тутси и рассмотрение возможности привлечения обвиняемых лиц к уголовной ответственности за информацию, которая была распространена СМИ.

В контексте первого аспекта (связь между СМИ и геноцидом тутси) Судебная камера отдельно рассмотрела деятельность  радиостанции “RTLM” и газеты “Кангура” и их связь с геноцидом тутси. В отношении радиостанции “RTLM”, Судебная Камера, отметила, что:

“Трансляции радиостанции “RTLM” привели к формированию этнических стереотипов, вызвавших презрение и ненависть к тутси, а также призывали слушателей искать и вооружаться против врага. Под врагом подразумевалась этническая группа тутси. В этих передачах содержался прямой призыв к уничтожению тутси. В 1994 году, как до, так и после 6 апреля, “RTLM” сообщала имена тутси и их семей, а также политических оппонентов хуту, которые поддерживали этническую группу тутси. В некоторых случаях эти лица впоследствии были убиты. “RTLM” также транслировал

послания, призывающие гражданских лиц тутси выйти из укрытия и вернуться домой или посетить блокпосты, где они впоследствии были убиты по указанию

последующих посланий “RTLM”, отслеживающего их передвижение. Установлена конкретная причинно-следственная связь между передачами “RTLM”и убийством этих лиц — либо путем их публичного перечисления, либо путем манипулирования их передвижениями”. ^[11]

Таким образом, исходя из позиции Судебной камеры, можно заключить, что при анализе связи между радиовещанием “RTLM” и геноцидом тутси, Судебная камера обратила внимание на тот факт, что “RTLM” не просто призывала хуту к геноциду, но и транслировала информацию, которая поспособствовала совершению актов геноцида, в силу возможности установления причинно-следственной связи между трансляциями “RTLM” и убийством конкретных лиц.

В отношении газеты “Кангура” Судебная камера МУТР отметила, что:

«Обращение к совести хуту» и «Десять заповедей хуту», опубликованные в  газете «Кангура» в декабре 1990 года выражают презрение и ненависть к этнической группе тутси и, в частности, к женщинам-тутси как к вражеским агентам, и призывают читателей принять все необходимые меры, чтобы остановить врага. Другие передовицы и статьи, опубликованные в «Кангуре», перекликались с презрением и ненавистью к тутси, содержащимися в “Десяти заповедях”, и явно были направлены на то, чтобы раздуть пламя этнической ненависти, негодования и страха против населения тутси и политических противников хуту, которые поддерживали этническую группу тутси. Обложка номера 26 газеты пропагандировала насилие, передавая сообщение о том, что необходимо использовать мачете для уничтожения тутси. Это был призыв к уничтожению этнической группы тутси как таковой. Нагнетая страх и пропагандируя ненависть, Кангура проложил путь к геноциду в Руанде, доведя население хуту до безумия убийства”. ^[12]

В контексте данного заявления Судебной камеры нельзя не обратить внимание на тот факт, что, в отличие от анализа радиовещания “RTLM”, Камера не указала на конкретную причинно-следственную связь между публикациями в газете и геноцидом, подчеркнув исключительно наличие призывов к геноциду.  Останавливаясь подробнее на вопросе причинно-следственной связи между рассматриваемыми СМИ и геноцидом, Судебная камера подчеркивает, что:

“Камера признает, что сбитый президентский самолет и смерть президента Хабиаримана послужили толчком для последующих событий. Это очевидно. Но если сбитый самолет был спусковым крючком, то RTLM и Кангура  были пулями в пистолете. Спусковой крючок оказал такое смертоносное воздействие, потому что ружье было заряжено. Поэтому Палата считает, что убийство гражданских лиц тутси, по крайней мере, частично, стало следствием послания “этнической мишени смерти”, которое было четко и эффективно распространено через RTLM и Кангуру до и после 6 апреля 1994 года.”^[13]

Таким образом, несмотря на тот факт, что в отношении радиовещания “RTLM” Судебная камера привела доказательства того, что ее трансляции непосредственным образом оказали воздействие на убийство конкретных представителей тутси, по итогу при определении причинно-следственной связи ей был использован значительно более широкий подход к ее установлению.

Вторым фактором, который был проанализирован Судебной камерой для квалификации преступления геноцида являлось наличие у обвиняемых лиц намерения уничтожить, полностью или частично, этническую группу тутси. В данном контексте представляется любопытным тот факт, что при определении указанного намерения Судебной камерой были проанализированы не только высказывания, принадлежащие именно обвиняемым лицам, но и в целом публикации в тех СМИ, которые они контролировали. Более того, в результате анализа указанных публикаций Судебная камера отметила, что “редакционная политика в газете “Кангура” и радио “RTLM” представляет собой убедительное доказательство намерения обвиняемых лиц совершить геноцид”. Тем не менее, несмотря на указанное заявление, впоследствии в своем решении Судебная камера все равно обратилась непосредственно к высказываниям обвиняемых лиц, которые “еще раз свидетельствует о их намерении совершить геноцид”.^[14]

В отношении рассмотрения вопроса об индивидуальной уголовной ответственности обвиняемых лиц следует подчеркнуть, что Судебная камера провела анализ той роли, которую играли обвиняемые лица в создании и контроле упомянутых средств массовой информации. В частности, Камера обратила внимание на тот факт, что указанные лица находились на “высшей ступени принятия решений” и непосредственным образом определяли редакционную политику СМИ, что позволило ей прийти к выводу о том, что упомянутые лица несут ответственности за сообщения, распространяемых данными СМИ.^[15]

Как уже было указано ранее, впоследствии решение по “Делу СМИ” Судебной камеры МУТР было обжаловано в апелляционном порядке, в результате чего обвинения в геноциде в связи с деятельностью газеты “Кангура” и радиовещания “RTLM” были сняты. В данном контексте представляется в высшей степени релевантным обратить внимание на решение Апелляционной камеры для понимания того, какие аргументы Судебной камеры МУТР были признаны несостоятельными.

Следует подчеркнуть, что наиболее значимым выводом Апелляционной камеры в отношении анализа квалификации геноцида, является рассмотрение вопроса о наличии причинно-следственной связи между деятельностью средств массовой информации и геноцида. В своей апелляции Нгезе, Нахимана и Бараягвиза заявили, что причинно-следственная связь между вещаниями радио “RTLM” и публикациями газеты “Кангура”, с одной стороны, и актами геноцида, с другой, не была должным образом установлена Судебной камерой. Рассматривая указанное заявление, Апелляционная камера, в первую очередь, отметила следующее:

“Для того, чтобы установить, что публикации “Кангуры” и трансляции “RTLM” подстрекали к совершению актов геноцида достаточно доказать, что данные публикации и трансляции внесли существенный вклад в совершение актов геноцида, однако они не обязательно должны выступать предварительным условием для совершения указанных актов”^[16].

Основываясь на указанном стандарте, Апелляционная камера провела анализ вещаний радиостанции “RTLM” отдельно до и после 6 апреля 1994 года. В частности, в контексте вещаний до 6 апреля 1994 года Апелляционная камера пришла к выводу об отсутствии достаточных доказательств причинно-следственной связи в силу следующих обстоятельств. Во-первых, Камера обратила внимание на довольно длительный промежуток времени между трансляцией, в которой были озвучены имена конкретных лиц, и их убийством. Во-вторых, Камера подчеркнула отсутствие каких-либо доказательств того, что лица, совершившие убийства упомянутых в трансляции лиц, слышали указанную трансляцию. Основываясь на вышесказанном, Апелляционная камера пришла к выводу об отсутствии доказательств того, что вещание до 6 апреля 1994 года существенным образом способствовало совершению конкретных актов геноцида.^[17]

В отношении трансляций “RTLM” после 6 апреля 1994 года Апелляционная камера, напротив, подтвердила вывод Судебной камеры о наличии упомянутой причинно-следственной связи.  Однако в силу того, что данный факт не оспаривался Нагиманой, а Бараягвиза не привел в своей апелляции конкретных доводов, Апелляционная камера не рассмотрела детально указанный вопрос, фактически сославшись на уже упомянутые Судебной камерой доводы. Тем не менее, примеры, приведенные Апелляционной камерой, демонстрируют довольно короткий промежуток времени между убийством лица и его упоминанием в трансляции. Более того, Камера также ссылается на случаи, в которых представители тутси осуществляли те действия, к которым призывало вещание (ехали домой или к блокпосту), в результате чего они были убиты.^[18]

Более того, в отношении газеты “Кангура” Апелляционная камера также пришла к выводу об отсутствии достаточной причинно-следственной связи между публикациями в газете и актами геноцида, попадающими под юрисдикцию МУТР^[19], что еще раз подтверждает тот факт, что абстрактное заявление Судебной камеры о том, что “убийство гражданских лиц тутси стало следствием послания, которое было четко и эффективно распространено через RTLM и Кангуру” являлось несостоятельным.

Таким образом, можно заключить, что утверждение о том, что СМИ подстрекает к геноциду, будет являться обоснованным лишь в том случае, если доказана причинно-следственная связь между информацией, транслируемой СМИ, и конкретными актами геноцида  — общие призывы СМИ к совершению геноцида являются недостаточным основаниям для квалификации преступления геноцида по смыслу пункта (3) (а) статьи 2 Устава. Помимо этого, Апелляционная камера подтвердила критерий “существенного вклада” для установления причинно-следственной связи, однако вопрос о том, каким образом указанный “вклад” должен быть определен, все еще остается открытым.

ПРЯМОЕ И ПУБЛИЧНОЕ ПОДСТРЕКАТЕЛЬСТВО К ГЕНОЦИДУ

Как уже было указано ранее, в соответствии с пунктом 3 статьи 2 Устава, под юрисдикцию МУТР также попадает преступление прямого и публичного подстрекательства к геноциду. В данном отношении представляется целесообразным подчеркнуть некоторые значимые аспекты, отличающие преступления геноцида, которое было рассмотрено ранее, от преступления прямого и публичного подстрекательства к геноциду. В первую очередь, данное преступление должно соответствовать критерию “публичности”, в отличие от преступления геноцида — то есть, в соответствии с позицией МУТР в деле Акайеси, публичным будет являться призыв к действию в отношению ряда лиц в публичном месте или к представителям широкой общественности с помощью средств массовой информации”.^[20]Во-вторых, прямое и публичное подстрекательство к геноциду выступает “незавершенным преступлением” (inchoate offence), что свидетельствует об отсутствии необходимости установления связи между прямым и публичным подстрекательством к геноциду и конкретными актами геноцида. Следовательно, указанное преступление может быть квалифицировано и в том случае, когда оно не повлекло за собой никакого результата (в отсутствие геноцида). Таким образом, вышесказанное явным образом демонстрирует, что преступления геноцида и преступление прямого и публичного подстрекательства к геноциду имеют различные стандарты их квалификации.

Обращаясь к решению Судебной камерой МУТР, необходимо отметить, что все трое подсудимых были обвинены в совершении указанного преступления в связи с деятельностью газеты “Кангура” и радио “RTLM”.  Несмотря на тот факт, что в своем решении Судебная камера довольно подробно исследует как стандарты прав человека в контексте практики Комитета ООН по правам человека и ЕСПЧ в отношении языка вражды в СМИ, так и иную существующую практику международных трибуналов по данному вопросу, впоследствии Апелляционная камера в значительной степени “раскритиковала” указанное решение. В силу вышесказанного, а также принимая во внимание тот факт, что Судебной камерой не были четко определены стандарты данного международного преступления, представляется более релевантным сразу обратиться к анализу апелляционного решения.

В первую очередь, Апелляционная камера подчеркивает тот факт, что квалификация данного международного преступления подразумевает под собой доказательство двух элементов: факт прямого и публичного подстрекательства к геноциду (actus reus) и намерение прямо и публично призвать других к совершению геноцида (mens rea).^[21] Следует подчеркнуть, что в контексте своего решения Апелляционная камера обращает особое внимание на критерий “прямого” подстрекательства, в силу того, что именно данный вопрос остался неоднозначным после приговора Судебной камеры и впоследствии был обжалован апеллянтами. В рамках рассмотрения данного критерия Апелляционная камера, в первую очередь, проводит разграничение между языком вражды в общем и преступлением прямого и публичного подстрекательства к геноциду, заявляя, что:

“Апелляционная камера считает, что существует разница между разжиганием ненависти в целом (или подстрекательством к дискриминации или насилию) и прямым и публичным подстрекательством к совершению геноцида. Прямое подстрекательство к совершению геноцида предполагает, что речь представляет собой прямой призыв совершить деяние, упомянутое в статье 2(2) Статута; это должно быть нечто большее, чем просто расплывчатое или косвенное предложение В большинстве случаев прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида может сопровождаться разжиганием ненависти, но только прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида запрещено статьей 2(3)© Статута. Этот вывод подтверждается подготовительными материалами к Конвенции о геноциде”.^[22]

 Таким образом, Апелляционная камера прямо подчеркивает, что далеко не любое деяние, подпадающее под статью 20 Международного пакта о гражданских и политических правах, будет рассматриваться в качестве международного преступления. В связи с этим Апелляционная камера отмечает, что практика КПЧ и ЕСПЧ, касающаяся призывов к ненависти, дискриминации или насилию (на которую ссылалась Судебная камера МУТР в своем решении) не является прямо применимой при квалификации  того, что является “прямым” подстрекательством к совершению геноцида.^[23]

Впоследствии Апелляционная камера МУТР непосредственным образом анализирует, какие обстоятельства должны быть приняты во внимание при квалификации подстрекательство к геноциду в качестве “прямого”. В данном отношении наиболее значимым представляется тот факт, что Апелляционная камера отвергла доводы апеллянтов о том, что любое подстрекательство к геноциду должно быть “эксплицитным” и его анализ не должен учитывать контекстуальные особенности.^[24] В частности, к таким особенностям относится анализ культурных и лингвистических особенностей (как сообщение было воспринято его аудиторией), обстоятельств, при которых заявление было сделано, цель конкретного высказывания, его последствия, а также политическая и социальная принадлежность автора высказывания.^[25] Таким образом, Апелляционная камера МУТР приходит к выводу, что критерий “прямого” подстрекательства подразумевает как “эксплицитные”, так и “имплицитные” призывы к совершению геноцида — то есть, те, которые могут быть обозначены в качестве таковых при анализе контекста данных высказываний.

Следует отметить, что после прояснения вышеназванных стандартов Апелляционная камера МУТР приступает к анализу вопроса о том, содержалось ли прямое подстрекательство к совершению геноцида в публикациях “Кангуры” и трансляциях “RTLM”. В ходе вышеуказанное анализа Апелляционная камера обращает внимание как на “исторический контекст и редакционную политику” СМИ, так и на анализ конкретных выдержек из публикаций и вещаний, которые были выдвинуты прокурорами. К примеру, Апелляционная камера обнаруживает публичное и прямое подстрекательство к геноциду в следующих трансляциях “RTLM”:

Многие передачи “RTLM” прямо призывали к уничтожению.  13 мая 1994 г.

в эфире RTLM Кантано Хабимана говорил об уничтожении “инкотаньи”, чтобы «стереть их из человеческой памяти», и об уничтожении тутси «с поверхности земли… чтобы заставить их исчезнуть навсегда». В передаче “RTLM” от 4 июня 1994 года Хабимана снова заговорил об уничтожении “инкотаньи”, добавив: «Причина, по которой мы их уничтожим, заключается в том, что они принадлежат к одной этнической группе». В передаче “RTLM” от 5 июня 1994 года Анани Нкурунзиза признала, что это истребление продолжается, и выразила надежду, что «мы продолжим истреблять их в том же темпе». ^[26]

Таким образом, проведя анализ решения Апелляционной камеры МУТР по “Делу СМИ”, можно прийти к заключению, что высказывания в средствах массовой информации будут считаться международным преступлением по смыслу статьи 2(3)(с) лишь в том случае, если они содержат прямое подстрекательство к совершению геноцида. Более того, при анализе высказывания необходимо принимать во внимание контекстуальные обстоятельства, так как подстрекательство к совершению геноцида может иметь “имплицитный”, то есть — подразумеваемый, характер. Помимо этого, представляется нецелесообразным при квалификации указанного преступления прямо использовать стандарты прав человека, так как данное преступление подразумевает особые критерии, позволяющие его выявить. Необходимо подчеркнуть особую значимость разграничения указанного преступления и языка вражды в контексте свободы выражения мнения, так как смешение указанных понятий представляет высокий риск для реализации указанного права и свободы средств массовой информации.

ИСТРЕБЛЕНИЕ КАК ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

В соответствии с Уставом МУТР юрисдикция данного международного трибунала включает в себя и преступления против человечности, что отражено в статье 3 Устава:

“Международный трибунал по Руанде полномочен осуществлять судебное преследование лиц, ответственных за следующие преступления, когда они совершаются в рамках широкомасштабного или систематического нападения на гражданское население по национальным, политическим, этническим, расовым или религиозным мотивам <…>”

В частности, в соответствии с пунктом (b) упомянутой статьи к таким преступлениям относится “истребление”. В данном контексте следует обратить особое внимание на тот факт, что, в отличие от Нюрнбергского устава, для квалификации упомянутого преступления необходимо доказать и само совершение преступления “истребления”, и связь указанного преступления с “широкомасштабным и систематическим нападением на гражданское население по национальным, политическим, этническим, расовым или религиозным мотивам”.

Анализируя соблюдение требования о связи с “широкомасштабным и систематическим нападением”, Судебная камера МУТР делает вывод, что 

“Трансляции “RTLM” и публикации газеты “Кангура” до широкомасштабного и систематического нападения, которое началось 6 апреля 1994 года, являются неотъемлемой частью этого нападения”. ^[27]

В данном контексте представляется необходимым отметить, что Апелляционная камера не согласилась с данным утверждением. Тем не менее, Камера подчеркнула, что указанные публикации и трансляции могли в значительной степени способствовать совершению преступлений против человечности после 6 апреля 1994 года. В данном отношении Апелляционная камера обратила внимание на такие “виды ответственности”, как планирование, подстрекательство и пособничество, отметив, что:

“В то время как преступление само по себе должно быть совершено в рамках

широкомасштабного и систематического нападения, планирование, подстрекательство или пособничество в указанном преступлении могут быть совершены до совершения широкомасштабного и систематического нападения”.^[28]

Таким образом, в связи с тем, что публикации в газете “Кангура” и трансляции “RTLM” были рассмотрены именно в контексте “подстрекательства к истреблению”, которое имело место после 6 января 1994 года, требование об осуществлении преступления в рамках широкомасштабного и систематического нападения на гражданское население является соблюденным.

Обращаясь к вопросу квалификации подстрекательства к истреблению, Судебная камера МУТР отметила, что “истребление” подразумевает под собой массовое убийство значительного числа гражданских лиц. Более того, Судебная камера подчеркнула, что отличие “истребления” от “убийства” заключается не только в числе жертв, но и в том, кто является жертвами и каким образом они стали “мишенью”.^[29] Применяя указанные принципы к трансляциям “RTLM”, Судебная камера, подчеркнула, что:

“RTLM” подстрекало к  массовым убийствам. Природа средств массовой информации, особенно радио, такова, что воздействие сообщения имеет широкий охват, что значительно увеличивает вред, который оно наносит”. ^[30]

Следует подчеркнуть, что в своем решении Апелляционная камера МУТР частично опровергла выводы Судебной камеры. Следует отметить, что при рассмотрении вопроса о роли радиостанции “RTLM”  в подстрекательстве к истреблению Апелляционная камера последовала той же логике, что и в подстрекательстве к преступлению геноцида. В частности, Камера поставила вопрос о том, имеются ли доказательства того, что трансляции “RTLM” внесли существенный вклад в совершение актов истребления тутси, тем самым обозначив необходимость существования причинно-следственной связи. В связи с вышесказанным представляется неудивительным тот факт, что Апелляционная камера, так же, как и при анализе подстрекательства к геноциду пришла к выводу, что лишь трансляции радио после 6 апреля 1994 г. непосредственным образом подстрекали к совершению истребления.^[31]

Таким образом, решение Апелляционной камеры по “Делу СМИ” демонстрирует тот факт, что высказывания, распространяемые в средствах массовой информации, могут быть квалифицированы в качестве преступлений против человечности в виде истребления, если присутствует причинно-следственная связь между указанными высказываниями и совершенными актами преследования, демонстрирующая что такие высказывания внесли существенный вклад в их совершение. Тем не менее, принимая во внимание существующие на сегодняшний день стандарты преступлений против человечности, нельзя не отметить, что указанное преступление должно быть совершено в рамках систематического или широкомасштабного нападения на гражданских лиц. Несмотря на тот факт, что обычное международное право рассматривает условия “широкомасштабности” и “систематичности” как альтернативные, для квалификации преступлений против человечности в виде истребление наличие “нападения” является необходимым условием, что, вне всякого сомнения, повышает порог доказывания. Более того, нельзя не обратить внимание на тот факт, что Статут международного уголовного суда, участниками которого на сегодняшний день выступают 123 государства,  содержит собственное определение преступления “истребления”, отличающееся от того определения, которое было использовано МУТР. В частности, истребление рассматривается не в качестве “массового убийства”, а, согласно пункту 2 статьи 7 как “умышленное создание условий жизни, рассчитанных на то, чтобы уничтожить часть населения”. Таким образом, в силу разницы в определениях, представляется закономерным, что МУС не станет непосредственно применять стандарты данного преступления, разработанные МУТР. Тем не менее, учитывая, что потенциально в СМИ могут содержаться высказывания, подстрекающие к “созданию условий жизни, рассчитанных на уничтожение части населения”, позиция МУТР в отношении установления причинно-следственной связи представляется в высшей степени релевантной.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ КАК ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

В соответствии с пунктом (h) статьи 3 Устава МУТР к преступлениям против человечности также относится “преследование по политическим, расовым или религиозным мотивам”. Необходимо подчеркнуть, что исследования данного вида преступления в рамках “Дела СМИ” представляет особый интерес, в силу того, что квалификация Судебной и Апелляционной камерами данного преступления явным образом способна продемонстрировать эволюцию стандартов в сравнении с делом Штрейхера, рассмотренным ранее Нюрнбергским трибуналом.

При рассмотрении преступления против человечности в виде преследования, Судебная камера МУТР, в первую очередь, обращает внимание на отличительную особенность данного вида преступлений против человечности, которая заключается в наличии “дискриминационного намерения по расовому, политическому или религиозному признаку”. В данном контексте Судебная камера постановила, что “Кангура” и “RTLM” определили свою “политическую цель” на основании этнической принадлежности и политической позиции, касающейся этнической принадлежности, что свидетельствует о наличии дискриминационного намерения.^[32]

В контексте определения критериев квалификации данного преступления Судебная камера МУТР, ссылаясь на решение МТБЮ по делу Купрескича, отмечает, что “преследование” подразумевает “грубое или вопиющее отрицание фундаментального права, достигающее того же уровня тяжести, что и другие деяния, перечисленные как преступления против человечности”.^[33] Таким образом, следуя данной логике, Судебная камера подчеркивает, что преступление преследования должно оцениваться с позиции эффекта данного преступления в контексте нанесенного вреда. Более того, Камера прямо заявляет, что преступление преследования не обязательно должно включать в себя призыв к действию или иметь связь с актами насилия.^[34] Основываясь на указанной позиции, Судебная камера подчеркивает, что язык вражды “посягает на достоинство человека” и достигает того же уровня тяжести, что и другие преступления против человечности.^[35] Таким образом, Судебная камера приходит к выводу, что именно выражение этнической ненависти в “Кангуре” и “RTLM” представляет собой преступление против человечности в виде преследования.^[36]

Следует подчеркнуть, что данное заключение представляет особый интерес в связи со следующими обстоятельствами. Во-первых, как уже указывалось ранее, Юлиус Штрейхер был также осужден за преступление против человечности в виде преследования, однако основанием для привлечения его к ответственности выступили именно “призывы к убийству и истреблению евреев”, а не выражение этнической ненависти как таковой. Более того, нельзя не обратить внимание на тот факт, что Судебная камера, напротив, прямо заявила, что преступление преследования не содержит требования “призыва к действию”. Во-вторых, в своем решении Судебная камера прямо заявляет, что язык вражды сам по себе (без призывов к совершению геноцида) может быть приравнен по тяжести к иным преступлениям против человечности, что, в свою очередь, порождает вопросы о том, где проходит граница между языком вражды, который подлежит ограничению исключительно в соответствии со стандартами статьи 19 МПГПП, и языком вражды как международным преступлением. В связи с вышесказанным представляется релевантным обратиться к решению Апелляционной камеры по данному виду преступлений против человечности.

В контексте позиции Апелляционной камеры МУТР в отношении квалификации языка вражды в качестве преследования следует подчеркнуть, что Камерой были отдельно затронуты два ключевых вопроса: нарушает ли язык вражды “фундаментальное право” и может ли он по степени своей тяжести быть приравнен к другим деяниям преступлений против человечности. Отвечая на первый вопрос, Апелляционная камера, ссылаясь на Всеобщую декларацию прав человека, приходит к выводу, что язык вражды нарушает “право на уважение человеческого достоинства”, а в тех случаях, когда язык вражды призывает к насилию — “право на безопасность”.^[37] Затрагивая второй вопрос, Апелляционная камера, к сожалению, прямо указывает на отсутствие необходимости в контексте рассмотрения настоящего дела в определении того, может ли язык вражды без призыва к насилию иметь ту же степень тяжести, что и другие деяния  преступлений против человечности. В данном отношении Камера отмечает, что степень тяжести должна оцениваться с учетом совокупности всех актов преследования, в силу чего особое значение для оценки имеет контекст совершенных актов.^[38] Таким образом, Апелляционная камера пришла к выводу что “язык вражды” и “подстрекательство к насилию в отношению тутси” в совокупности представляют собой акты преследования.

Несмотря на тот факт, что Апелляционная камера МУТР оставила “открытым” вопрос о том, может ли язык вражды без призывов к насилию быть квалифицирован в качестве преследования как преступления против человечности, подобная квалификация на сегодняшний день представляется крайне маловероятной. Это обусловлено тем фактом, что Статут международного уголовного суда, участниками которого на сегодняшний день выступают 123 государства, подразумевает собственное определение “преследования” как преступления против человечности. В частности, руководствуясь статьей 7, особенностью указанного преступления выступает тот факт, что оно должно быть осуществлено “в связи с любыми другими преступлениями, попадающими под юрисдикцию Статута”. Таким образом, несмотря на тот факт, что “преследование” выступает в качестве отдельного преступления, установление связи данного преступления с иным международным преступлением является обязательным. Данное условие, в свою очередь, позволяет прийти к предположению, что язык вражды, не включающий в себе призывы к действию, не может быть квалифицирован в качестве преследования как преступления против человечности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Одним из наиболее значимых вопросов, возникающих в контексте квалификации языка вражды в средствах массовой информации в качестве международного преступления, является вопрос о том, насколько указанная квалификация способна поставить под угрозу свободу средств массовой информации и право каждого человека на свободное выражение мнений, выступающих неотъемлемыми элементами современного демократического общества. Анализ решений международных трибуналов, в свою очередь, позволяет прийти к следующим выводам относительно данного вопроса.

В первую очередь, нельзя не обратить внимание на тот факт, что в соответствии с пунктом 3 статьи 19 Международного пакта о гражданских и политических правах свобода выражения мнений не является абсолютной и ее реализация в ряде случаев может быть ограничена.  В частности, руководствуясь пунктом 2 статьи 20 МПГПП, использование языка вражды выступает случаем, когда свобода выражения мнения должна быть ограничена (а именно — запрещен законом) с позиции международного права прав человека.Тем не менее, в своем Замечании общего порядка №34 Комитет по правам человека ООН неоднократно отмечает тот факт, что любые ограничительные меры должны отвечать принципу соразмерности — в частности, представлять из себя наименее ограничительное средство из числа тех, с помощью которых может быть достигнут желаемый результат.^[39]

На основании анализа решений международных трибуналов можно прийти к выводу, что язык вражды, который был признан в качестве международного преступления, в действительности непосредственным образом затрагивал права других лиц или общественный порядок, что свидетельствует о соответствии критерию “цели”, установленному пунктом 3 статьи 19. Поднимая вопрос о соразмерности, в свою очередь, следует принять во внимание тот факт, что в соответствии с преамбулой Римского статута международные преступления представляют собой “самые серьезные преступления”, “угрожающие всеобщему миру, безопасности и благополучию”, в силу чего применение именно уголовной ответственности за их совершение преставляется необходимым. Обращаясь к критерию законности, следует отметить интересный момент, связанный с тем, что международные преступления существуют независимо от того, регламентированы ли они на национальном уровне. Тем не менее, вышесказанное позволяет прийти к заключению, что квалификация языка вражды в качестве международного преступления не вступает в противоречие со стандартами свободы выражения мнений в силу соответствия критериям, установленным пунктом 3 статьи 19 Пакта.

Во-вторых, исследование релевантных решений международных трибуналов позволяет прийти к выводу о том, что квалификация языка вражды в качестве международного преступления подразумевает весьма высокий порог доказывания. Во-первых, в контексте преступлений против человечности необходимо обязательное присутсвие условия “широкомасштабного или систематическое нападение на гражданских лиц”. Во-вторых, так как в большинстве случаев “видом ответственности”, применимым к информации, распространяемой с помощью средств массовой информации, выступает “подстрекательство”, необходимо установление причинно-следственной связи между публикацией в СМИ и конкретным актом международного преступления. Таким образом, в силу того, что международное уголовное право обладает собственными стандартами квалификации преступлений, подразумевающими высокий порог доказывания, в значительной степени нивелируется риск, который мог бы быть нанесен свободе выражения мнений и СМИ.

Вышесказанное позволяет прийти к выводу о том, что привлечение к уголовной ответственности за международные преступления, совершенные посредством СМИ, выступает не “угрозой” демократическому обществу, а необходимой мерой реагирования. Данное утверждение подкрепляется тем фактом, что на сегодняшний день средства массовой информации могут обладать неподдающейся оценке степенью влияния, в силу чего подстрекательства к геноциду или совершению преступлений против человечности могут быть восприняты крайне широким кругом лиц и влечь за собой чудовищные последствия.

Принимая во внимание тот факт, что в юрисдикцию национальных судов также входит рассмотрение международных преступлений, наряду с высокой степенью значимости их грамотной регламентации на национальном уровне для целей избежания несоразмерного ограничения свободы выражения мнений, представляется релеватным обратить внимание на действующее законодательство Республики Беларусь.

 В первую очередь, следует подчеркнуть, что статья 127 Уголовного кодекса Республики Беларусь криминализирует совершение геноцида. Тем не менее, исходя из формулировок указанной статьи, в сферу ее охвата не входит “прямое и публичное подстрекательство к геноциду”. Следует подчеркнуть, что указанное преступление содержится не только в упомянутом ранее уставе МУТР, но и в статье 25 (3) (е)  Римского статута. Таким образом, учитывая специфику указанного преступления в контексте квалификации и его отличие от преступления геноцида, представляется релевантным его регламентация на национальном уровне.

Во-вторых, статья 128 Уголовного кодекса Республики Беларусь закрепляет преступления против безопасности человечества, которые перескаются по смыслу с международными преступлениями против человечности. Тем не менее, в указанной статье отсутствует требование “широкомасштабного или систематического нападения на гражданских лиц”, которое, с позиции обычного международного права, выступает обязательным контекстуальным элементом для квалификации преступлений против человечности. Более того, как уже было отмечено ранее, именно наличие указанного критерия в значительной степени способно снизить риск злоупотреблений в контексте свободы средств массовой информации, что указывает на необходимость его регламентации.

Рекомендации :

1. Включить в статью 127 Уголовного кодекса Республики Беларусь пункт 2, регламентирующий в качестве уголовного преступления “прямое и публичное подстрекательство в совершению геноцида”.

2. Изложить часть 1 статьи 128 Уголовного кодекса Республики Беларусь в следующей редакции:

“Убийство, истребление, порабощение, депортация или насильственное перемещение населения, заключение в тюрьму или другое жестокое лишение физической свободы в нарушение основополагающих норм международного права; пытки; изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная беременность, принудительная стерилизация или любые другие формы сексуального насилия сопоставимой тяжести; преследование любой идентифицируемой группы или общности по политическим, расовым, национальным, этническим, культурным, религиозным, гендерным, или другим мотивам, которые повсеместно признаны недопустимыми согласно международному праву, в связи с любыми деяниями, указанными в настоящей части; насильственное исчезновение людей; преступление апартеида; другие бесчеловечные деяния аналогичного характера, заключающиеся в умышленном причинении сильных страданий или серьезных телесных повреждений или серьезного ущерба психическому или физическому здоровью — совершаемые в рамках широкого или систематического нападения на гражданских лиц”