• Актуальнае
  • Медыяправа
  • Карыснае
  • Накірункі працы і кампаніі
  • Агляды і маніторынгі
  • Рэкамендацыі па бяспецы калег

    Катерина Борисевич о работе с МВД: Если кому-то не угодил, просто делают вид, что тебя нет

    Катерина Борисевич — одна из лучших судебных журналисток Беларуси — пришла в профессию волею случая, а теперь к поступлению на журфак готовит дочь, хотя не все друзья понимают такой выбор.

    Журналистка TUT.BY в большом интервью БАЖу: о давлении на редакции, игноре журналистов со стороны МВД и том, как научиться разграничивать работу и личную жизнь.

    Интервью было опубликовано 02.08.2019

    Выиграла конкурс и попала на журфак

    — В журналистику пришла случайно: готовилась к поступлению в лингвистический университет, усиленно занималась английским, а потом мама увидела объявление о наборе в международный лингвистический лагерь в Польше от Юнеско. Заполнила документы, отправила и меня отобрали в числе девяти школьников. А когда через месяц вернулась домой, мне предложил встретиться журналист нашего районного радио в Старых Дорогах.

    В то время это была сенсация: деревенский ребёнок попал в лагерь такого уровня. Уже после интервью редактор сказал: «У тебя так хорошо поставлен голос, говоришь быстро, чётко, грамотно. Давай попробуешь на радио».

    Так с 11-го класса стала работать на радио, параллельно готовилась к поступлению в МГЛУ. Пока мама не увидела очередной конкурс, на этот раз газета «Переходный возраст» предложила читателям поучаствовать в «Абитуриент журфака». Помню, как все сочинения отправляла в последний момент, ни на что особо не надеясь. Но выиграла первый тур, затем третий, набрав максимальное количество баллов. Так сразу “автоматом” получила по русскому языку десять баллов. Сдала еще в университете английский, обществоведение и была зачислена на первый курс. Вот так быстро и неожиданно для себя распрощалась с мечтой быть студенткой лингвистического. 

     

    На «Еврорадио» со свободным дипломом

    Если честно, первые годы учёбы практически не запомнились, потому что на втором курсе родила ребенка и, конечно же, приоритеты были расставлены в пользу семьи. После выхода из декретного, вся жизнь была четко расписана: детский сад —  пары — работа на радио — детский сад. Очень жёсткий график.

    В то время работала на разных радиостанциях: пробовалась на «Новом радио», год провела на Белорусском радио в программе «Сямейнае радыё. Для тых, хто дома». И все шло к тому, что распределение должна была получить именно сюда. Не сложилось. В последний момент стало понятно: наши интересы разошлись, на меня не стали подавать заявку. Оказаться перед самым распределением без заявки так себе ситуация.

    В общем, комиссия предложила мне ехать в Старые Дороги. А у меня семья в Минске, дочка ходит в детский сад. Какие Старые Дороги?

    Так и сказала членам комиссии: «Как вы это себе представляете?». Это невероятно, но мне дали свободный диплом. Правда, взяв обещание, что буду работать по специальности. В то же лето устроилась на «Еврорадио».

    Знала: там работают Виктор Малишевский и Юлия Слуцкая. Это отличная школа — почему нет? Для любого журналиста счастье поработать с Малишевским, потому что редкий дар так, как он, уметь видеть и крутить темы.

    2008 год, обыск в редакции ЕРБ, «Комсомольская правда»

    Помню, как ехала на работу, и раздался звонок: «У нас обыск, разворачивайся». В то утро силовики пришли в редакции многих независимых медиа, в том числе и на «Еврорадио». На следующий день нас собрало руководство, предложило переехать работать в Варшаву. Но я приняла решение остаться в Минске с семьей.

    Без работы была день или два, открыла сайт «Комсомолки» и поняла — это мое следующее место работы. С собеседованием вообще вышла забавная ситуация.

    Созвонилась с одним из редакторов, договорилась, и рано утром пришла. Села, значит, на диванчик и жду. Проходит час, второй, третий, четвертый. На меня журналисты уже стали поглядывать с интересом, а редактора Ольги Улевич все не было. Я же не в курсе была всей кухни «Комсомолки», оказалось, накануне ночью редактор сдавала в печать «толстушку», и на следующий день могла взять выходной. Так я просидела до вечера.

    Это уже потом коллеги рассказывали, что со стороны это выглядело очень смешно. Они еще обсудили, мол, из меня может что-то получиться, раз так упорно жду редактора. Через день снова пришла в офис газеты и уже осталась там на девять лет. 

    Почему правоохранительная тематика? В то время в редакции как раз не было человека, который бы занимался криминалом. А потом случился взрыв возле стелы, начались суды. Тематику я больше не меняла.

    Об отношениях независимых медиа с силовиками

    С МВД всегда было тяжело, но лет десять назад министерство было более открытым. После взрыва возле стелы в 2008 году в обществе было много много вопросов к милиционерам: почему не задержаны преступники? Почему фотороботы появились не сразу? Зачем массово у всех мужчин откатывают пальчики?

    Чтобы снять напряжение и объяснить журналистам, как идет расследование, министр Владимир Наумов пригласил к себе в кабинет “Советскую Белоруссию”, БТ и “Комсомольскую правду”. Встреча была без диктофонов, нам запретили что-то публиковать, но я все равно написала текст. Ждала, когда придет нужное время. Периодически напоминала МВД о материале, а потом Наумов неожиданно ушел с должности. В общем, текст так и не вышел, а отношения с министерством стали резко портиться, договариваться становилось труднее.

    Во времена, когда министром был Анатолий Кулешов, стало понятно: многие конфликтные ситуации могла разрулить пресс-секретарь Светлана Боровская. Когда ее назначали, журналисты отнеслись скептически, но именно она умела все уладить, не игнорировать журналистов, неудобные темы или вопросы, всегда шла на контакт. Когда появился Константин Шалькевич, нас бойкотировали, наверное, лет пять.

    Мне кажется, многое зависит именно от пресс-службы. Если она настроит своё руководство, объяснит, что с медиа надо дружить, а не воевать, тогда что-то начнет меняться. 

    Во времена работы Боровской мы получали информацию, в том числе по не очень приятным для министерства темам. Но не было такого: раз ты написал какую-то неугодную статью, тебя не зовут на пресс-конференции, брифинги. А сейчас именно это и происходит. Если ты кому-то не угодил, то просто делают вид, что тебя нет. Думаю, это касается не только TUT.BY.

    Самое интересное, что с тем же Шуневичем в Палате представителей общались все журналисты, он не отказывался от комментариев. Но потом что-то проиходило, и его пресс-служба или не снимала телефон, или просто бросала трубку. 

     

    TUT.BY, офис-дом, офис-дом

    В «Комсомолке» был классный коллектив. Со многими коллегами дружу и сейчас. Мне кажется, это важный показатель — это была не просто работа, куда ты пришёл, отработал какое-то время, поставил галочку напротив свей фамилии и ушел домой. «Комсомолка» — шикарная школа для любого журналиста. Сегодня многие журналисты, которые работали со мной, перешли на TUT.BY: Ульяна Бобоед, Оля Антипенко, Лена Толкачева, Лена Зуева. Мы смеёмся: прежде чем прийти работать на портал, ты должен отработать в «Комсомолке» — с такой записью в резюме тебя точно возьмут.

    Нет ничего плохого в том, что люди переходят на другое место работы. Будем откровенны, я сама несколько лет каждые полгода писала заявление на увольнение, потому что хотелось чего-то нового. А когда уже стала работать на TUT.BY, первый месяц задумывалась: «Зачем я это всё сотворила?». Колоссальная нагрузка, бешеный темп, все время в движении. Ведь работа журналиста газеты и интернет-портала существенно отличается. Газета не требует такой молниеносной реакции: да, есть сайт, но мы же не конкурируем с информагентствами. Здесь же ты работаешь быстро: увидел какую-то новость, уцепился за неё и начинаешь раскручивать.

    В свой первый месяц работы на TUT.BY я даже ни с кем не разговаривала после работы: офис – дом – офис. Приходила вечером и тут же засыпала, сил не было ни на что. А потом вошла в ритм.

    Сегодня TUT.BY — самое крутое СМИ в Беларуси, поэтому работать в такой команде — дорогого стоит.

     

    О давлении на журналиста героев публикаций

    Много лет назад к нам в редакцию обратилась мама погибшего военнослужащего. Она была уверена: ее сына убили. Позиция Министерства обороны была другая — самоубийство. Но мама солдата оказалась несговорчивой для армии, подняла всех, кого можно было поднять, дело переквалифицировали и десять человек оказались на скамье подсудимых. Их признали виновными в нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть.

    Я провела в суде несколько дней, готовился большой разворот для «толстушки», но текст так и не вышел…

    — Как реагировать на претензии героев, если материал уже вышел?

    Каждая история индивидуальна, ты не можешь говорить одни и те же фразы людям, которые находятся в разных ситуациях. Главное обозначить: я готова договариваться, давайте посмотрим, что вас не устраивает.

    Иногда звонят: “Всё ужасно!”. Тогда прошу разобрать вместе, что не так. Очень редко человек говорит: «У меня есть претензии здесь, здесь и здесь, давайте это обговорим».

    Если мы готовим текст с героем, а он просит показать материал перед выходом, спокойно высылаю на согласование. Но не для того, чтобы текст переписывали или стали диктовать какие-то условия. Совершенно по другой причине: чтобы у героя была возможность уточнить детали, возможно, некоторые моменты озвучил на эмоциях и их стоит убрать. Это убережет от судебных разбирательств.

    Конечно, работая в такой тематике, исков не избежать. Как ответчик уже несколько раз была на процессах.

    Судебная журналистика: криминал, экспертизы, адреналин?

    На самом деле, это заблуждение, что криминал — это расчлененка и маргинальные истории. Да, криминальная тематика очень чувствительная и, как показывает опыт, она может коснуться любого в нашей стране. Всегда мотивирую себя тем, что публикации помогают людям, заставляют чиновников или правоохранительные органы обратить внимание на человека, на его проблему. 

    Однажды написала историю про врача, которая села на шесть лет за взятку в десять долларов. После выхода статьи, на следующий день, её выпустили под домашний арест. Считаю, это мегапобеда! Потом, конечно, вся колония просила мой номер телефона у родных медика. 

    Но не все истории интересны журналисту, когда отказываешь человеку, часто слышишь стандартную фразу: «Понятно, вы не хотите брать, потому что это сложная тема…». Но так говорят, даже если это была драка из-за банки гречки.

    — Как это все выдержать? Срываетесь?

    — Конечно, срываюсь. Раньше писала заявления на увольнения, потом брала паузу, переключалась на другие темы. Например, детскую психологию, отношения родителей и детей, как маме подростка, мне это интересно. Сейчас, когда устаю, говорю, что уеду работать официанткой в Италию.

    Со временем понимаешь: надо уметь разграничивать работу и личную жизнь. Хотя всё равно будешь сидеть по ночам, выходным, что-то доделывать — это профессия, в которой ты не можешь в 9 прийти и в 18 уйти.

    Журналистика дело семейное

    — У нас классные отношения с Дашкой, она собирается поступать на журфак. Когда я узнала об этом, сразу предупредила: не всё так весело, как ей кажется. Раньше она периодически приходила ко мне на работу, а я старалась не рассказывать о каких-то неприятных моментах, проблемах, сложностях с героями. А теперь рассказываю. Журналистика не такое уж легкое занятие и не каждый морально может ее потянуть. Лучше дочка это поймет сейчас, чем после учебы в университете.

    Пока ее сложности не пугают, говорит, это даже круче, чем думала. Хотя мои друзья, когда узнали, что Даша собирается на журфак, спросили, не сошла ли я с ума.

    — А самой не поступали предложения уйти из журналистики?

    — Несколько лет назад было предложение пойти в пресс-службу одного из силовых ведомств. Всерьёз рассматривала это предложение, планировала получить юридическое образование, а потом случилась Плошча. И я поняла, что из журналистики не уйду.

     

    «Дело Коржича» и стандарты журналистики

    — Это на самом деле был суицид?

    — Я ходила на большинство заседаний, очень хотелось докопаться до истины, услышать показания обвиняемых, свидетелей, найти ответы на вопросы, которые год задавала вся страна. Суд — это место, где есть возможность увидеть тех людей, которые в реальной жизни никогда не пойдут с тобой на контакт, не захотят встретиться. Например, бывший командир Константин Чернецкий, который проходил по делу в качестве свидетеля.

    Приговор по «делу Коржича» не расставил все точки над «и». Не понимаю, почему только эти сержанты оказались на скамье обвиняемых. А где все остальные? Разве осужденные придумали дедовщину в армии, а руководство ничего не видело?

    Во время процесса, ты вдруг узнаешь, какая армия нас защищает. Это армия, где нет денег, чтобы купить лампочку в подвал, где не работает телефон и потому солдата «можно потерять на семь дней», где процветает дедовщина и все интересы сводятся к покупке роллтона и сигарет. Возмущения Светланы Коржич мне понятны: громкий суд превратился в «дело о сосисках». А ведь нужно было по дням разобрать тот сентябрь, докопаться, что стало переломным моментам, восстановить цепочку событий с момента, когда Коржич оказался в больнице, и до 3 октября, когда его нашли мёртвым. Эти вопросы поднимали адвокаты, но никто на них не смог ответить. Не думаю, что это было убийство, но доведение до самоубийства — это тоже статья Уголовного кодекса.

    — Как удаётся сохранять бессторонность?

    — Помогают документы. Например, приходит в редакцию человек, рассказывает свою историю, ты ему веришь, проникаешься. А потом выслушиваешь вторую сторону, изучаешь документы и понимаешь: все не так просто. Понятно, что у каждого человека своя позиция, сперва мне казалось, что кто-то обманывает, раз версии разные. Затем поняла: каждый видит ситуацию по-разному.

    Как-то в суде выступали свидетели, сначала в зал зашла девушка. Прокурор поинтересовался, кем ей приходится молодой человек, с которым она была в день происшествия. Она ответила, что это её муж. А затем появился в суде «муж» и на этот же вопрос ответил: «Это моя девушка». И не потому, что они пытались обмануть суд, просто у них разное восприятие действительности.

    — Как быть первой?

    — Конечно, можно по-быстрому отписаться двумя-тремя абзацами, и ничего страшного, что другие начнут глубже копать. Чтобы перепроверить информацию, нужно время. Выдать первым текст — иногда легко, но другой вопрос — что потом делать со всем этим?

    — Что думаешь о жанре журналистского расследования?

    — Мне кажется, это вообще не про нашу страну. Слишком много препятствий, чтобы заниматься расследованиями. Была не так давно тема, которую хотела покрутить, но всё доходит до того, что в последний момент люди говорят «нет». Они не готовы потом вместе с тобой идти в суд, им это не надо, часто слышу: «Я когда буду уезжать из страны и сидеть в аэропорту на чемоданах, вот тогда приезжай, все расскажу, а пока дай тихонько пожить».

    — Несмотря на всю серьёзность работы, на face­book у вас судебные репортажи соседствуют с очень живописными местами Минска. Это тоже способ отвлечься?

    — Я живу на 15‑м этаже, поэтому каждый день вижу очень красивые рассветы — грех ими не поделиться. Но какие закаты получаются, когда ты выходишь из какого-нибудь очередного суда, и понимаешь, что в таком состоянии домой идти просто не можешь!

    Поэтому из каждого минского суда у меня проработан маршрут километров на пять-десять через парки, лесочки, речки. Пока дойдешь домой, нервы станут на место.

    Самыя важныя навіны і матэрыялы ў нашым Тэлеграм-канале — падпісвайцеся!
    @bajmedia
    Найбольш чытанае
    Кожны чацвер мы дасылаем на электронную пошту магчымасці (гранты, вакансіі, конкурсы, стыпендыі), анонсы мерапрыемстваў (лекцыі, дыскусіі, прэзентацыі), а таксама самыя важныя навіны і тэндэнцыі ў свеце медыя.
    Падпісваючыся на рассылку, вы згаджаецеся з Палітыкай канфідэнцыйнасці