Отобрать лучшее, поделиться важным. Честное интервью с автором «Видимо-Невидимо»

За прошедшие годы она сменила несколько телеканалов, но кое-что осталось неизменным: высокое качество «эфиров» и автор Сергей Филимонов. В интервью Mediakritika.by Cергей рассуждает о телевидении, своей передаче и будущем медиа.

- Сергей, вы уже об этом не раз говорили, но для тех, кто не курсе, расскажите: как вам пришла в голову идея «Видимо-невидимо»? Имеется ввиду именно момент озарения?

- Я всегда интересовался кино, музыкой, антиквариатом и странными обычаями разных народов мира. Почти что с детства занимался фарцой — доставал редкие фильмы, музыкальные записи. В начале 90‑х, после возвращения из Москвы, я открыл почти что собственный прокатик видео-кассет. И не мог не делиться своим опытом освоения мировой культуры в городской вечерней газете. Поэтому всё складывалось само собой, естественно и без напряжения. Несколько раз мне предлагали что-то делать на БТ. Но я отказывался. Однако, если совпадения случаются больше двух раз, то это уже система… А вот название телепрограммы действительно пришло с озарением. Если любишь дремать в ванной, то можешь утонуть. Или увидеть что-нибудь во сне. Так случилось и со мной. Лежал в ванной, крутил в голове различные варианты, и тут осенило: кино – видимое, музыка – невидимое. Так и появилось название «Видимо-невидимо».

- Программа существует с 1992 года, однако было два перехода между каналами и «год тишины» после разрыва контракта с СТВ. С чем был связан этот «год тишины»?

- Я – довольно спонтанный и независимый от всяких «институтов» человек. И я всегда занимался тем, что транслировал эту независимость тем, кому она по душе, кто смотрит мою передачу. А с руководством телеканалов не всегда все было гладко. С разумными людьми понимание достигалось с полуслова. Никогда не складывались отношения с теми руководителями, которые жаждали всё «причесать под одну гребёнку». Хотя, после СТВ снова обсуждалось возвращение на «БТ», но я посмотрел на ситуацию и понял, что это будет еще хуже, чем раньше, это будет шаг назад. Что касается «года тишины», тут все просто. На Столичном телевидении мы работали практически без отпусков, если получалось взять недельку на отдых — брали, но в целом процесс шел безостановочно. Поэтому перерыв был нужен, в том числе, и для отдыха. Но и в течение этого года мы продолжали заниматься сюжетами, работали «в стол», пока шли поиски и переговоры с новым каналом. С теми каналами, которые требовали работать на русском языке или снимать что-то про московскую попсу, работать было заведомо не интересно. А вот варшавский «БелСат» оказался настоящим оазисом продвинутой белорусской молодёжи и творческой интеллигенции. Я очень рад, что в Беларуси мои программы можно смотреть с их помощью.

- «Белсат» — спутниковый телеканал, финансируемый за счет средств не только Польши, но и всего Евросоюза. Причем, реакция наших властьпридержащих известна — им наличие такого канала не нравится. Скажите – не считаете ли вы, что вам отказали в эфирах на родине в связи с тем, что вы как-то пропагандируете «неправильный» образ жизни (или кто-то считает, что вы его пропагандируете)?

- Насчет пропаганды ничего не скажу — как можно комментировать то, что кто-то там себе думал или считал? Не думаю, что те, кто смотрит мои передачи, на полном серьезе считает, что я манипулирую сознанием зрителя — я рассказываю об искусстве, которое интересно в первую очередь мне… И я очень ценю, что какой-то глоток свежей, непредвзятой информации поступает к нам за деньги налогоплательщиков Евросоюза (улыбается. — прим. авт.). А вот почему получилось с «БелСатом», могу рассказать. Сотрудничество с этим каналом началось довольно спонтанно, можно сказать — случайно. Нас пригласили в Варшаву, где мы и познакомились с коллективом частной продюсерской фирмы, которая приобретает интересные для неё аудио-видео произведения. Она уже продаёт наши программы Польскому телевидению и всем, кого интересует этот продукт. Говорят, что мои программы кто-то видел и в Нью-Йорке, и в Аргентине. Авторские права на название и программу — мои. Заключили договор. Оставалось только попробовать и начать с начала. Мы сделали четыре пилотных выпуска, как раз из тех архивов, которые были наработаны за «год тишины»: с тематикой про кино, музыку, дизайн и юмор. Все это одобрил худсовет и первые выпуски пошли в эфир под названием «Сезон, которого не было», а потом работа продолжилась.

- За время жизни передачи менялась форма поиска сюжетов: в какой-то период вы плотно работали с информ-агентствами, случалось выходить на конкретные организации и исполнителей напрямую. Каким путем вы добываете материалы сегодня?

- В начале 90‑х был настоящий бум спутниковых систем: своё оборудование предлагали десятки производителей и посредников. Я старался быть на гребне волны, и на том же «БТ» делал специальную телепрограмму «Спутниковая антенна». Торговые представительства обеспечили контакты с международными информационными агентствами, сложилось сотрудничество. К концу десятилетия таких агентств существовали десятки. Вся тяжесть работы всегда была в создании сбалансированных выпусков «Видимо-невидимо», в понимании актуальности тех или иных событий и отборе материалов для показа.

В 2000‑е информации стало ещё больше. Многое изменилось, техническая революция не стоит на месте. И до сих пор существенную часть времени я трачу просто на «копание» в этом изобилии, пытаясь с чем-то «войти в резонанс», отыскать свежее, ностальгическое, значимое, любопытное.  

- По вашему мнению — в чем функция телевидения сегодня? Не утратило ли оно свое изначальное предназначение – информировать – в угоду развлекательного, либо пропагандистского контента?

- Никакого «либо-либо» не существует. Я вижу, что телевидение в теперешней России, за редким исключением, является инструментом манипуляции общественным сознанием. Оно стало таким на 99% и вся «развлекательная» часть является всего лишь проявлением этой тенденции. Для чего это делается? Для того чтобы получить послушную, прогнозируемую и управляемую аудиторию. Чем ниже будет ее культурный уровень — тем проще будет ею управлять. И сегодняшнее телевидение восточной соседки «заточено» именно под эту функцию. Если медийщики все время понижают планку — то и нравы в обществе падают… В той же Америке это понимают очень хорошо, понимают, что контент должен быть разносортным, нельзя постоянно гнуть одну линию и «кормить» зрителя одним и тем же. Например, они добились того, что фильмы с культом силы перестали делать сборы в кино. И это — заслуга медийщиков, но даже там на это потребовалось добрых 20 лет. А Советский Союз в 60‑е – 70‑е прогорел в этой части именно потому, что случился банальный «перебор»: в стремлении «окультурить» население страны по ТВ постоянно крутили балеты, симфонические оркестры, эстраду, которая отставала от мировых тенденций на 20 лет, и прочее. В результате наступило пресыщение, это начало вызывать отторжение… Но советская пропаганда хотя бы внешне стремилась к продвижению каких-то хороших, добрых вещей. Сейчас нет и этого. В будущем я предполагаю очень большой кризис доверия к телевидению. Люди уйдут от телевидения куда угодно — туда, где они будут находить людей своих интересов, где будут чувствовать искренность, а не фальшь.

- В интернете сегодня появляется все больше теле-каналов, люди зависают в соцсетях, на подходе — устройства виртуальной реальности. Как вы считаете, свидетелями каких социальных трансформаций мы станем в ближайшее время? Есть ли у вас свой прогноз на ближайшее будущее?

- Думаю, интересы людей в ближайшем будущем распределятся по максимальному количеству ниш, групп, сообществ… Словом — по анклавам, где эти люди смогут быть честными, пускай и в рамках этих небольших, тематических пространств. Где у них будет свобода самовыражения. Где они смогут ярко и искренне рекламировать свои пристрастия, свой образ жизни, и где их позиция будет восприниматься нормально, если и не положительно, то, хотя бы — с пониманием. В каких это формах будет проявляться — в соцсетях, виртуальной реальности или в чем-то другом — я не знаю. Нет истины в последней инстанции. Есть развитие, бесконечный процесс, не имеющий конечной точки. И на разных этапах этого процесса формы могут быть (и будут) разными.

- Одно из основных достоинств «Видимо-Невидимо» — отменный выбор сюжетов, групп, фильмов. Расскажите, по каким критериям вы отбираете материалы для очередной передачи? Ведь зачастую вы рассказываете про совершенно неизвестные или малоизвестные музыкальные коллективы. Доверяете ли своей интуиции, опыту или тут что-то другое?

- Я отбираю их по простому принципу: «ну вот здесь хоть что-то есть». Беру все, что не вписывается в замусоленные штампы. Все, что не видел и не слышал раньше тысячу раз. Почти всегда получается по первому прослушиванию понять, что через две недели такая-то песня будет звучать из каждого утюга. К примеру, с песней Adelle «Hel­lo» так и вышло. Я понимаю, как эта песня записывалась и продвигалась, какие силы в нее вложены. И я редко ошибаюсь в таких вещах. Но главный критерий выбора — я честно выбираю то, что интересно мне самому.

- Поговорим о чистоте музыкальных жанров. Кантри сейчас и много лет назад – это две большие разницы. То же можно сказать и про другие направления, все они так или иначе трансформировались «в угоду времени». Насколько изменились музыкальные жанры на взгляд человека, который пристально следит за этим миром не один десяток лет? Можно ли утверждать, что рок – это все еще рок, а фолк – все еще фолк?

- Ничто не стоит на месте. Хотя, некоторые жанры — ушли в свои глубокие ниши, и продолжают «вариться» там: экстремальный металл, прогрессив-рок и ряд других. Другие — эволюционируют. То же кантри, к слову — показательный пример. По сути, оно — американский фолк. И если в Европе и Азии фолк часто сохраняется в первозданном виде (но его элементы проникают в другие жанры), то в Америке сегодня кантри стало своего рода полюсом притяжения так называемой «белой» музыки. И город Нэшвилл, ранее общепризнанная «столица кантри», теперь сделалась, по мнению многих, музыкальной столицей мира. Местом, которое задаёт тон. В 60‑е таким городом был Лондон, в начале 70‑х — Сан-Франциско и т.д. Теперь даже специалистам трудно разобрать, из какого жанрового конгломерата лепится современное «кантри» – рок, поп, блюграсс, американа, танцевальная музыка, и так далее. Группа «The Eagles» на теперешнем фоне выглядит коллективом народной музыки, а Тэйлор Свифт со своими плясками доминирует на мировых поп-площадках.

- Вы не раз говорили о том, что слушаете любую музыку, кроме примитивной. А в чем лично для вас проявляется этот примитивизм?

- Примитивизм — это абсолютное копирование каких-то штампов без творческого осмысления, без добавки собственного отношения к жанру. Это большая часть так называемой «местной» эстрады. Все эти «Фабрики звезд», «Голоса» и прочее — это даже не калька каких-то известных в мире проектов, это телепрограммы, снимающиеся по лицензии. В местной версии эти лицензионные схемы, по-моему, даже упрощаются. В мире тоже много примитивистов в этом смысле, они не создают оригинального контента. Но часто попадают на гребень волны и становятся известны.

Самородкам, вроде Led Zep­pelin, Джанис Джоплин и их более современным аналогам — нет места в этой системе, они никогда не прошли бы даже отборочных туров. Причем речь идет не только о «старой школе»: сегодня рождается масса коллективов, которые не уступают «динозаврам» в незаурядности, в качестве. Это творческие люди, вкладывающие себя в музыку, переосмысляющие классику, создающие что-то новое, обладающие нестандартными талантами.

- В таком случае, когда музыкальный и шоу-бизнес в Беларуси выйдет на качественно новый уровень? Дождемся ли мы времен, когда общественное сознание «дозреет» и мы сможем делать все качественно, но «по средствам»?

- Шоу-бизнеса у нас нет вообще. Потому что нет денег, которые можно им заработать. Есть гос-бюджет, но его делёж – это совсем другая история. Единственным настоящим показателем популярности артиста являются реальные продажи его продукции — песен и билетов на концерты. Те показатели, что есть сейчас — скажем, просмотры или показы в Интернете — редко отображают реальную картину популярности того или иного исполнителя. Это скорее попытка промотирования. К тому же их очень легко «накрутить», просто проведя несколько грамотных активностей в соцестях, никто достоверность этих цифр не проверяет. Я даже пошучу — если бы правительство ввело какой-то налог на эти цифры — мы бы увидели резкое уменьшение «показателей популярности» по всем фронтам… Поэтому вся «известность» отдельных представителей местной и московской эстрады — это заслуга разных приёмов, а не качества музыки. Во всём мире существует хотя бы борьба со злоупотреблениями в смысле виртуальной популярности, виртуальных продаж и так далее. Я хорошо помню 90‑е годы и начало двухтысячных. Да — тогда тоже заявляли разные показатели, тоже были «накрутки», не без этого… Но приведу конкретные цифры для Минска: человек мог считаться популярным, если продавалось хотя бы 500 его компакт-дисков. И лишь единицы продавались большими тиражами: проекты Лявона Вольского, N.R.M., «Крама», «Криви», мулявинские «Песняры»…

Если говорить о том, как должно быть, то нам стоит брать пример с европейских малых стран. Один из вариантов развития для музыкального коллектива сегодня — сразу брать курс на мировое признание, на мировой рынок. Так поступали и продолжают поступать многие коллективы из Бельгии, Дании, Голландии, Швеции — стран, где с детства учат и знают английский язык, почти без акцента. Особенно показателен пример Швеции — страны с таким же населением, как и в Беларуси. Около 2010 года она вышла на третье место в мире (!) после Америки и Англии по экспорту музыкального материала. Это просто фантастика. Конечно, ребята, избравшие похожий путь, были и у нас: The Toobes, Yel­low Brick Road, фолк-трио «Троица», экспериментаторы, джазмены и многие другие…

Другой вариант — выйти на международную сцену с исполнением симфонического репертуара, в мировой практике есть очень интересные варианты интерпретаций классики. Да и образовательный уровень консерватории в нашей стране пока не упал ниже плинтуса. Так что шанс пробиться — есть.

- Пару вопросов о вашей передаче. Трудно не спросить: чем продиктован выбор «веселенького» дивана (кушетки?), с которого вы вещаете? Просто контрастный яркий предмет, или в этих алых губках кроется какой-то символизм?

- На самом деле, это известный дизайн авторства Сальвадора Дали, одного из моих любимых художников. В выставочном зале Дали в Берлине эти красные диванчики выставлены уже на зелёной лужайке у входа. Сделать такую студию предложила одна польская художница. Поначалу оформление казалось немного гламурным, но юмор, «многосмысленность» и многофункциональность для меня — это всегда плюс.

- В продолжение темы: фрагменты фотографий на заднем плане — кому принадлежат, и что обозначают? Или это всего лишь графическая транскрипция названия программы?

- Это составная часть того же дизайна. Это фрагменты инсталляции Дали, разве что — немного стилизованные. По-моему, атмосфера в теперешней студии совпадает с названием и идеей передачи. Хотя, всё может измениться.

- Существует мнение, что вкусы людей со временем или меняются, или трансформируются под влиянием новых тенденций/впечатлений. Скажите: кто из режиссеров вам нравится сегодня, и какую музыку вы слушаете?

- Их достаточно много — и тех, и других… Но, если уж вы спрашиваете о конкретных именах, то у меня всегда находили отклик фильмы Дэвида Кроненберга. Интересно следить за тем, как развивался этот режиссер, как проходил путь от каких-то вещей масскульта вроде «Мухи», до многогранных и сложных конструкций, поднимающих непривычные темы вроде «Автокатастрофы». До сих пор нахожусь под впечатлением от его фильма «Космополис», увы, так и не понятого массовым зрителем. Может быть, по причине бездарного дубляжа на русский. Перечисление музыкальных коллективов займет много времени. Повторюсь только, что я слушаю любые жанры, главный критерий — качество музыки. Я предполагаю, что если человек слушает только музыку определенных жанров и любимых групп, это значит, что он уже остановился в своем музыкальном развитии.

- А на чем предпочитаете слушать музыку (какая у вас аудио-система) и с каких источников – CD, винил, цифровой los­se­less?

- Если бы у меня было огромное количество денег, которые можно тратить на музыку — я, бесспорно, отдал бы предпочтение винилу. Благо, он сейчас переживает очередной бум, множество современных коллективов выпускают свои записи в этом формате. Но поскольку я поклонник еще и ретро, покупка каких-то старых пластинок, особенно — выпускавшихся тиражами в несколько сот копий — обходится в копеечку. Встречаются альбомы, которые среди коллекционеров стоят от 500 и до 5000 евро… Поэтому я выбрал CD, у меня дека и усилитель японской фирмы Onkyo. Долго искал колонки, после шести или семи замен наконец остановился на устраивающем меня варианте напольных акустических систем. Цифровые форматы, на мой взгляд, обеспечивают лишь неплохую промоцию той или иной музыки. Когда знакомишься с чем-то и оно кажется «долгоиграющим», всегда хочется материализовать свой интерес в конкретный предмет. Тем более, что винил или CD — это еще и продуманный дизайн.

- Сергей, у вас масса поклонников, давайте поговорим немного о вас? В интернете я наткнулся на мнение, что ваша фирменная бородка очень напоминает таковую у Тони Старка, также известного, как Железный Человек. Вам импонирует такое сравнение, или есть какие-то другие персоны, с которых вы брали пример? Может быть — мушкетер Атос?

- Думаю, те, кто такое сказал — просто прикалывались (улыбается. — прим. автора). А под «Железным Человеком» наверняка имели ввиду «Железного Дровосека» из страны Оз. Но если серьезно — у меня такой имидж с молодости, и каких-то сознательных причин при его выборе не было. Как-то так сложилось. Но забавные случаи бывают, конечно. Недавно в обычном магазине из толпы на меня кинулся какой-то парень с криком «О!!!», показывая пальцем. Я сперва подумал, что это псих. Но потом он добавил: «О! Сальвадор Дали!!!». Было забавно…

- Вы в отличной форме и надеемся, что будете оставаться в ней максимально долго, радовать вас новыми выпусками. Но в жизни каждого мужчины нет-нет, да и промелькнет мысль о наследии. Скажите — есть ли человек, готовый продолжить начатое вами дело, или кого бы вы хотели видеть в этой роли?

- Чтобы точно знать «кого бы хотел видеть», нужно плотно работать с молодежью, студентами. Я встречал много энергичных и талантливых ребят, в том числе и журналистов. Но у нас в стране неважная экосистема для развития этих талантов, мало возможностей для их качественного роста. Хотя, зелёная трава весной пробивает самый толстый асфальт, посмотрим…

- Если бы была возможность «отмотать» время назад и изменить что-нибудь в своей профессиональной карьере — что бы вы изменили?

- Я — довольно спонтанный человек и уж точно не фатальный. Я многое подвергаю критике даже из того, что происходит со мной сейчас, поэтому не знаю точно как ответить на этот вопрос… Но, конечно, если бы была возможность взять ещё одну жизнь, сохранив все воспоминания об этой — я бы не задумывался. О‑кей! Давайте.

И напоследок — несколько вопросы от поклонников вашей передачи.

- Белорусский Филимонова идеальный! Не поступало ли предложений начитать классику в формате аудио книг?

- Конечно, такие предложения поступали. Но у меня физически на это нет времени. Практически все свободное время занимает подготовка передачи, это процесс нон-стоп. К тому же, чтобы читать эти книги нужно быть профессионалом, иметь поставленную дикцию и определённую выносливость… Мне интереснее было бы поучаствовать, например, в трибьюте какому-то поэту или писателю, который начитывают несколько человек.  Поэтому, почему бы и нет?

- Как вы относитесь к тому, что на постсоветском пространстве есть еще один Сергей Филимонов — музыкальный продюсер, и часто ли их путают?

- Про продюсера не в курсе. Но в 80‑е – 90‑е был популярный юморист, который на российском телевидении делал классную сатирическую программу с названием «Весёлые ребята». Этот человек меня всегда восхищал. А так Сергеев Филимоновых в интернете — как собак нерезаных. Причем, что интересно — это либо спортсмены, либо священники, либо люди, так или иначе связанные с медиа. Может быть, в этом есть какая-то карма, не знаю. Я зарегистрировал свой профиль в белорусской транскрипции.

- Вы много рассказываете о зарубежном. А какая белорусская музыка вам нравится, и наблюдаете ли вы за отечественным кинематографом?

- Есть у нас классные коллективы, и их не так уж и мало. Руся с проектом «Shu­ma», группа Re1ikt — герои только этого года, Сергей Будкин делает классный интернет-проект «Тузін Гітоў» — туда следует заглядывать чаще всем, кто интересуется нашими артистами… Дима Безкоровайный пытается как-то систематизировать белорусскую сцену с помощью проекта музыкальной критики «Эксперты-бай». Я несколько раз выступал там в составе «широкого жюри». С кинематографом в Беларуси всё грустно: в год культуры у нас пытаются закрыть студию документального кино «Летапіс», единственных, кто способен производить конкурентоспособный на международном рынке продукт. Эти люди умудрялись снимать за смешные деньги актуальные фильмы, и почти ежегодно получать за это призы международных конкурсов. Дело с производством художественного кино даже не берусь комментировать. 

- Сергей, в чём вы сами видите «изюминку» своих передач?

- Наверное, чтобы они были интересны в первую очередь мне, тогда не стыдно делиться своими находками или мыслями со зрителями. А «изюминка» получается, «вишенка» или «тортик» — это уже не мне судить, а им.

Фото: Face­book, аккаунт Сергея Филимонова, Полина Шарай, Ultra Music