«Параноидальный» бред

Говорят, лучшей рекламы для книги, чем её запрет, не существует. Черта с два. Лучшая реклама для книги — когда через полгода после её выхода в Сети начинают появляться медленные, осмысленные отзывы тех, кто её прочитал.

У «Паранойи» был шанс быть рекламированной так. Кто-то читал, кому-то нравилось, кому-то нет, люди потихоньку делились впечатлениями, обходя её мнимую «злободневность».

Судьба распорядилась по-другому: поднята шумиха, и те, кто скачал книгу, на скорую руку бросаются читать её так, будто это газета, и не находят в ней газетного, и разочаруются.

Конечно же, я знал, что её запретят. Хотел ли я этого? Нет! Для того и говорил в интервью, что запрет сделает её популярной — чтоб не запрещали и не популяризировали.

В настоящий момент запрет — самый железобетонный. Купить в Беларуси её невозможно. А дома у меня лежит сувенир — рекламная листовка магазина oz.by, в котором моя книга ещё позавчера была 1‑й в списке бестселлеров, а вчера исчезла из продажи. И тётеньки по телефону говорят, что этим товаром на Oz.by не будут торговать больше вообще никогда. Листовка ещё вчера каталась в метро, а потом их начали убирать, вытаскивать, потому, что на ней, между Пелевиным и Марининой — обложка «Паранойи» под слоганом «лучшие новинки ноября».

Что произошло? Я не знаю. Почему, пуская в газетные киоски газеты, власть выкинула с ярмарок и даже из Интернета книгу? Fic­tion-книгу, в которой говорится в первую очередь о любви и только во вторую — о диктатуре?

У меня опускаются руки, и главное чувство, которое во мне есть сейчас — это усталость. Что бы я ни делал — все оборачивается прямо противоположным задуманному. Шумиха ведет к тому, что книга постепенно превращается в запретный товар, за который скоро начнут арестовывать в метро, а люди продолжают ждать от нее откровений о нынешней власти. Чем больше я кричу о запрете — тем больше голосов говорят в ответ, что это «реклама», которую я устроил, договорившись то ли с администрацией президента, то ли с Господом Богом.

За книгу не будут впрягаться «Репортеры без границ», да и писательские организации защищать её не станут — они с таким просто не сталкивались.

А потому я замолкаю. Я больше не буду будоражить Сеть плаксивыми постами о том, что мое детище бьют. Ну, бьют и Бог с ней. Все равно две трети тиража уже продано — за месяц! Все равно написанное — не исчезнет. Все равно мой читатель — найдет и прочтет: медленно, спокойно прочтет.

Вывод? Вывод — в том, что мы опять недооценили силу слова. Любого слова — вымышленного и не вымышленного. А власть силу слова опять переоценила.

Какая грустная история!