Шапка от Лигачева

Все это было довольно давно, в тот год, когда член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству Егор Лигачев приезжал в Витебск, чтобы на месте поинтересоваться, как идут дела в подведомственной ему отрасли…

Автор, тогда собственный корреспондент газеты «Сельская жизнь» по Беларуси, накануне приехал в Докшицкий район, чтобы сделать репортаж о работе объектов социального назначения. То есть разного рода прачечных, магазинов на дому, местных больниц… И вечером, когда материал был уже, в общем, собран, и мы с тогдашним первым секретарем райкома собирались ехать на ужин, в его кабинете зазвонил телефон.

— Вас, Москва… — передал он трубку.

Звонил главный редактор «Сельской жизни» Александр Харламов:
— Завтра в Витебске будет Лигачев. Все бросай, езжай туда. Сделаешь оперативное интервью, а потом обзорный материал по итогам визита…

В таких случаях щелкают каблуками и отвечают: понял, сделаю! Рано утром, правда, со слегка побаливающей после плотного ужина головой, я мчался в Витебск. Опытный водитель даже по заснеженному асфальту держал хорошую крейсерскую скорость и доставил к подъезду Витебского обкома именно в тот момент, когда группа людей в дубленках и ондатровых шапках (по тем временам ужасно дефицитных!) выходила на крыльцо.

Все держались на подобающей дистанции, и потому ясно было видно двух лидеров: хорошо известного по телевидению члена Политбюро ЦК КПСС (для очень молодых читателей — одного из верховных руководителей громадной страны от Буга до Курил) Егора Лигачева и первого секретаря Витебского обкома партии (по-сегодняшнему — губернатора) Владимира Григорьева, за необычный для мужчины голубовато-серебристый окрас волос имеющего прозвище «голубой песец».

Я направился прямо к ним. Правда, мужчина в штатском (то есть, в дубленке и ондатре) остановил на подступах: куда и зачем? Но Григорьев, с которым доводилось встречаться раньше, все разъяснил, и через минуту я уже здоровался с Лигачевым:

— Да, знаю, мы с Харламовым обо всем договорились… Оставьте машину и езжайте с нами. На маршруте во время обеда я вам дам интервью…

Я опять мысленно щелкнул каблуками и сел в указанный охраной микроавтобус.

На маршруте все внимание было приковано, естественно, к Лигачеву. И не только потому, что большой начальник… Но тогдашнее перестроечное телевидение (по неразумению или по чьей-то злой воле) уверенно лепило из него идиота: косноязычного, глуповатого, злого… При умелом подборе сюжетов сделать это несложно. То же самое, только значительно менее профессионально, сегодня делает БТ с деятелями оппозиции.

Но в перестроечные времена телевидению ещё верили безоговорочно…
А он больше слушал, чем говорил. А если говорил, то по существу и со знанием дела, умудряясь говорить просто о сложных вещах. При том, что его взгляды, основанные на многолетней советской практике, в перестроечные концепции вписывались с трудом. Но было очень интересно!

Народ вокруг переглядывался и хватался за блокноты: записывали… Завтра довелось присутствовать на его выступлении перед активом области, где выяснилось, что оратор он тоже превосходный!

…Обедали на крупном животноводческом комплексе под Оршей, директором которого тогда был, по-моему, Федор Муханов. Как договаривались, я подошел к Лигачеву. Он тут же встал из-за стола, отвел меня в сторону и начал очень внятно и толково отвечать на вопросы. Народ уже пообедал, Григорьев издали махал руками и показывал на часы. Но не мог же я прерывать члена Политбюро?

На предложение согласовать потом текст интервью он сказал, что вполне доверяет сотрудникам «Сельской жизни» и уехал дальше по маршруту со всей командой сопровождения. А я отправился обратно в Витебск, где в гостинице нужно было «снять текст» и по телефону продиктовать интервью редакционным стенографисткам.

Между прочим, перед тем, как уехать, ко мне подошел человек из охраны:
— Юрий Кузьмич просил узнать размер Вашего головного убора…

Я уже знал, что люди из ближнего круга звали Лигачева не Егором, а Юрием. Но зачем ему размер моего головного убора? На тот момент нормальной матерчатой кепки, в семье носившей название «кепка зимняя»… Ведь в продаже были (и то не всегда) только лохматые кроличьи шапки, быстро терявшие форму, и я предпочитал этой нехолодной зимой именно такой полулетний вариант…

Я назвал размер и поинтересовался:
— А зачем это?
— Но у вас ведь нет головного убора…
— Как нет?
— Вы имеете в виду это? — указал он на кепку и отошел: снисходительный, солидный, в дубленке и ондатре.

…Словом, я продиктовал интервью, потом обзорный материал и уехал в Могилев, где тогда находился мой корпункт. И забыл об этом странном разговоре. Но через день позвонил один из руководителей местного облпотребсоюза — давний знакомый:

— Я приеду, срочное дело…

И тут же приехал, с порога ударив из крупного калибра:
— Что, обязательно было в ЦК КПСС обращаться? Что, мы тебе тут шапку не нашли бы?

После того, как он успокоился, перестал махать руками и начал внятно разговаривать, выяснилась, как сказал бы известный киногерой, «картина маслом». Оказывается, Егор Лигачев сказал кому-то из своего окружения про мою «кепку зимнюю». Те, вернувшись в Москву, позвонили в Центросоюз — главный штаб потребкооперации всей большой страны. Как водится, вопрос был заострен: наш представитель у вас там в Белоруссии ходит без шапки… Это у вас такое отношение к партийным кадрам?

Из Центросоюза позвонили в Белпотребсоюз и тоже, как водится, заострили: человек из газеты ЦК КПСС у вас там ходит разутый, раздетый и без шапки… Вам что, работать надоело?

Из Белпотребсоюза позвонили в облпотребсоюз, в свою очередь, добавив остроты: вы что все, с ума посходили? Там у вас человек из газеты ЦК КПСС разутый, раздетый, едва ли не босой по льду ходит, и вообще у него шапки нет…

Словом, мой старый товарищ из облпотребсоюза тут же кинулся искать ондатровую шапку моего 61-го размера, что тоже оказалось непросто. Пришлось гнать машину в отдаленный район, потому что только там оказалась ондатровая шапка соответствующего размера. И то только потому, что она не подошла ни одному из руководителей района — была велика…

Я примерил шапку: мне она подошла.
— Сколько стоит?
— Ты с ума сошел, если ещё кто-то узнает, что я с тебя деньги взял…

Все завершилось на том, что я достал очень кстати оказавшуюся дома бутылку водки. Потом он послал водителя, который привез ещё две. Когда жена пришла домой с работы, мы уже очень увлеченно обсуждали проблемы газетной публицистики и потребкооперации одновременно. Не будь она школьным завучем, вряд ли ей удалось бы прервать эту во всех отношениях приятную беседу. Но она завучем была. Беседа оказалась прекращена самыми радикальными, я бы даже сказал — репрессивными методами. Мой товарищ уехал.

А шапка осталась. Я носил её почти 10 лет.